От посла Рана и полковника Яндла мне стало известно истинное положение дел в Италии. Муссолини на самом деле изо всех сил пытался поддержать наши военные усилия, однако полностью это удавалось ему только в вопросах материального снабжения. Здесь он действительно задействовал все возможности Италии. А вот в области непосредственно самой военной помощи возникали трудности. Итальянский народ устал от войны и не поддавался больше ни на какие призывы. Исключение составляла только славная 10-я флотилия MAC и еще несколько частей.
Первая аудиенция у Муссолини прошла пополудни следующего дня непосредственно в самой правительственной резиденции главы Республиканского фашистского государства[195] в Гарньяно[196]. Меня особенно удивило, что ее охрану осуществляли не итальянские подразделения, а немецкий батальон войск СС. Весь правительственный квартал был обнесен шлагбаумами и герметически закрыт контрольными постами.
От посла Рана и полковника Яндла мне стало известно истинное положение дел в Италии. Муссолини на самом деле изо всех сил пытался поддержать наши военные усилия, однако полностью это удавалось ему только в вопросах материального снабжения. Здесь он действительно задействовал все возможности Италии. А вот в области непосредственно самой военной помощи возникали трудности. Итальянский народ устал от войны и не поддавался больше ни на какие призывы. Исключение составляла только славная 10-я флотилия MAC и еще несколько частей.
Первая аудиенция у Муссолини прошла пополудни следующего дня непосредственно в самой правительственной резиденции главы Республиканского фашистского государства[195] в Гарньяно[196]. Меня особенно удивило, что ее охрану осуществляли не итальянские подразделения, а немецкий батальон войск СС. Весь правительственный квартал был обнесен шлагбаумами и герметически закрыт контрольными постами.
«Неужели дуче больше не может полагаться на свои собственные войска?» подумалось мне.
Поневоле складывалось ощущение, что дуче являлся правителем лишь из милости Гитлера. На меня это произвело весьма тягостное впечатление.
Дворец дуче являлся великолепным зданием, построенным в типично итальянском средневековом стиле. В непосредственной близости от строения охраны видно не было, а в вестибюле нас с Радлом встретили адъютант и государственный секретарь в гражданском. Оба этих господина провели нас вверх по широкой парадной лестнице, и на втором этаже без всякого доклада мы очутились в рабочем кабинете Муссолини.
Это было помещение средних размеров с двумя большими окнами, выходившими на озеро. Однако, несмотря на это, здесь царил полумрак. Напротив окон в углу стоял громоздкий письменный стол, который освещала настольная лампа.
Дуче сердечно поприветствовал меня и пригласил присесть возле письменного стола. Когда он начал упрекать меня за то, что я раньше не откликнулся на его многочисленные приглашения, мне пришлось извиняться, ссылаясь на свою занятость. Дуче принял мои извинения и переменил тему разговора. Естественно, мы заговорили о войне.
Я делаю все, что в моих силах, чтобы страны оси эту войну выиграли, заявил дуче.
Но в его словах больше не ощущалось былого оптимизма, который мне так понравился девять месяцев назад. Слова скатывались с губ Муссолини как-то чересчур спокойно, и в них не было былого напора. Чувствовалось, что этот человек страдал от внутреннего душевного разлада.
«Неужели он смирился с судьбой?» подумалось мне.
Во всяком случае, так мне показалось. И словно в подтверждение этому Муссолини произнес:
Помните, дорогой Скорцени, наш разговор, когда мы летели из Вены в Мюнхен и я рассуждал о своем историческом промахе? Теперь королевский дом своим трусливым бегством украл у меня и возможность совершить настоящую внутреннюю революцию. Италия, к сожалению, стала республикой без борьбы.
Когда дуче спросил меня, есть ли у нас какие-либо просьбы, то я попросил подарить мне и всей моей команде, участвовавшей в известной операции, его фотографию с посвящением. Ведь в сентябре 1943 года я получил фото от Гитлера в серебряной рамке с подписью: «Моему штурмбаннфюреру Отто Скорцени в знак благодарности и в качестве напоминания о 12 сентября 1943 года. Адольф Гитлер».
При прощании дуче пригласил нас на следующий день вместе с ним отобедать и, кроме того, сделал предложение:
Почему вы должны так быстро уезжать, Скорцени? Разве вы не можете остаться здесь хотя бы на восемь дней? Разве вы не заслужили отдыха?
Приглашение на обед я принял, а вот от отдыха, к сожалению, пришлось отказаться. Во-первых, он не был предусмотрен нашим министерством иностранных дел, и если бы я согласился, то мой поступок вряд ли получил бы одобрение. Во-вторых, тогда я был убежден, что несколько дней отпуска на пятом году войны явились бы непростительным проступком по отношению к Германии и тяжелым отступлением от исполнения солдатского долга, а это для меня, естественно, было недопустимо.
На следующий день было душно, как никогда. Еще до обеда у меня состоялась деловая встреча с командиром 10-й флотилии MAC князем Боргезе, в лице которого я познакомился с образцовым офицером, являвшимся выразителем общеевропейского подхода в вопросах войны. Такой четкой формулировки этой точки зрения мне слышать еще не доводилось.