Да! я бросилась надевать платье, пока он не передумал. Надо бежать к портному. А позавтракаем потом, да? Вместе мы всё одолеем!
Микаш взирал на мою суету отстранённо. Лишь после долгой паузы выдавил:
Да-да, и тоже оделся.
Лавки портного и сапожника на главной площади совмещались в пристроенных друг к другу домах с общей стеной. Можно было пошить костюм и тут же подобрать к нему туфли. Цену за большой заказ уступали куда охотнее.
В продолговатом помещении с высокими окнами на стенах повсюду висели рулоны тканей, образцы лежали на длинных столах, в середине комнаты стояли приземистые лавки для снятия мерок. В глиняных лампах на свечном огне подогревалось сандаловое масло, источая нежнейший аромат.
Портной показывал мне эскизы костюмов на бумаге. В моду входили несуразно широкие штаны до середины бедра, туго набитые ватой, как два шара, с оборками внизу. Их носили с разноцветными чулками и коротким, очень узким камзолом, самые популярные цвета голубой, золотой и малиновый.
Микаш развалился в кресле и разглядывал потолок. Ему, быть может, и пошло с его-то высокой стройной фигурой и длинными прямыми ногами, но он бы явно не понял такой экстравагантности. Чего доброго откажется, а то и вовсе обидится.
Нам бы что-нибудь более строгое и скромное. Он только-только назначение получил. Сорить деньгами не по чину, объяснила я портному.
Тот понимающе кивнул и показал более дешёвую одежду. Мне понравился строгий костюм прямого кроя из тёмно-коричневого сукна со светлыми застёжками и тонкой вышивкой на воротнике и манжетах. Микаш кивнул и терпеливо ждал, пока портной снимал мерки и подбирал, какой оттенок подойдёт к смуглому и выдубленному на ветру лицу.
Тебе тоже нужен наряд на приём, подал голос Микаш. Я не пойду без тебя.
Нехороший блеск в его глазах говорил, что он настроен решительно. Сложил руки на груди и отвернулся. Спорить бесполезно.
Ладно, но с условием. Ты будешь со мной танцевать.
Он улыбнулся и кивнул.
Ещё час мы подбирали одежду для меня. К сожалению, на платье из тонкого муслина, похожее на то, в котором я встречала парад Победителей, денег не хватило.
Другая ткань к вашему утончённому личику и воздушной фигуре будет кощунством! посетовал портной.
Я вздрогнула и прижала палец к губам, скосив глаза на Микаша. Он безучастно ждал в кресле. Хорошо, что ничего не слышал, иначе бы снова распереживался из-за пустяка. Мы сошлись на менее дорогой льняной ткани.
Сделаю из этой жалкой тряпки самое лучшее платье, какое только смогу! с жаром заверил портной.
Похоже, я его очаровала. Удивительно!
Когда мы вышли из лавки, Микаш вручил мне свой увесистый кошель.
Зачем? нахмурилась я.
Он пожал плечами:
Я не умею их тратить.
Почему я чувствую себя его сварливой жёнушкой, когда мы даже обручальными браслетами не обменивались?
Подкрепились в знакомой забегаловке: на улице прямо с круглой печи подавали горячие блинчики с мясом, капустой, грибами или сладкие с вареньем.
Вернувшись домой, я разметила мелом на полу стрелки. Показывала сложные па, скрестные шаги, повороты и реверансы, усложняя всё то, чем учила раньше у шамана Хорхора и на свадьбе туатов. Микаш сносил всё стоически. В его голове явно бродили шальные мыслишки, но узнать ничего не получалось.
Музыки нет, но ты слушай ритм своего сердца и двигайся в такт, советовала я. Его объятия стали слишком крепкими и властными, разум предавал меня, делая коленки тряпичными. Не так близко. Для высшего общества вся близость за закрытыми дверями спальни, а на людях нужно держаться на расстоянии вытянутой руки.
Микаш отстранился и улыбнулся так, что на щеках прорезались шаловливые ямочки, но глаза остались пугающе печальным.
Танцевать получалось всё лучше, как только Микаш перестал зажиматься и волноваться, не смотрел всё время под ноги, путаясь в них и запинаясь, а уверенно вёл и кружил меня. Столько страсти в нём чувствовалось, что нельзя было не подчиниться, даже когда танец превращался в его импровизацию, а то и вовсе заканчивался в постели.
С едой выходило хуже. Мы приносили ужин из корчмы домой. Микаш часами чах над ним, путался в приборах, забывал, как их держать. Еда скользила по тарелке, убегала от вилки, высыпалась через край, мясо не хотело пилиться. Микаш не бил посуду, просто становился всё мрачнее и молчаливей. Особенно плохо выходило, когда он садился за стол голодный и торопился.
В очередной раз потерпев поражение в сражении с бараньими рёбрышками, Микаш сложил приборы возле тарелки, поставил локти на стол и закрыл лицо ладонями.
Хочешь бросить? спросила я, положив руку ему на плечо. Если откажется, то я не буду настаивать. Не стоит оно таких мучений.
Нет, он поднял голову, его голос звучал глухо и отчуждённо. Ты права, я должен туда пойти и пересилить свой страх.
Тогда, может, наешься до приёма?
Так будет лучше, безучастно ответил он.
Раз ты такой молодец, давай поскорее ляжем спать. Завтра рано утром для тебя будет сюрприз, я поцеловала его в макушку и забрала злосчастные приборы, чтобы он смог нормально поесть.
Утром мы отправились в купальню. От дома Микаша до длинного, облицованного лазурной мозаикой, здания с маленькими круглыми окошками, было рукой подать. Я договорилась со служащими заранее. Для нас приготовили большую кабинку, закрытую со всех сторон досчатыми перегородками. Внутри её заполнил густой пар, поднимавшийся от круглого деревянного чана. Люцио свёл меня с артелью целителей, которые делали лучшие снадобья в городе. Я вылила в воду купленный у них расслабляющий настой. Пахнуло терпким можжевельником, горькой полынью и сладкой липой.