Значит, вы вышли замуж.
Она кивает.
Марти слабо улыбается:
Дети?
Элли мотает головой:
Я для этого не создана. Она смотрит на стол Кью, на заточенные карандаши в стаканчиках и желтые бланки квитанций. Ей приходит в голову внезапная мысль. Зачем вы осадили студента у меня на лекции?
Этот гопник в шапочке сам напросился, ухмыляется Марти.
Он все правильно сказал, просто наивно.
Вы говорили о картинах Вермеера, как о старых возлюбленных.
В каком-то смысле так и есть.
Разговор вновь умолкает.
Нить потеряна, думает он. Что еще можно сказать? Десятилетиями носишь в себе обиды и сожаления, и даже когда вроде бы отделался от них, они постоянно рядом, могут в любую минуту накатить снова. Мир опять полон звуков. На стене механически тикают часы с электронным табло. Марти всегда любил простые белые циферблаты с красной иголочкой секундной стрелки.
В каком-то смысле так и есть.
Разговор вновь умолкает.
Нить потеряна, думает он. Что еще можно сказать? Десятилетиями носишь в себе обиды и сожаления, и даже когда вроде бы отделался от них, они постоянно рядом, могут в любую минуту накатить снова. Мир опять полон звуков. На стене механически тикают часы с электронным табло. Марти всегда любил простые белые циферблаты с красной иголочкой секундной стрелки.
Я хочу вам кое-что показать, говорит Элли. Идти можете?
Я эти туфли больше не надену.
Значит, пойдете босиком.
Она встает и берет с крючка на стене связку ключей Кью. Только у Кью и Макса (и еще у охранников) есть ключи от всех музейных помещений. Элли ведет Марти в хранилище. Тот ковыляет сзади, тихонько чертыхаясь.
Вы знали, что почти в каждом музее есть целый склад подделок?
Впервые слышу.
Накапливаются за годы. Купленные, завещанные. С каждым годом технологии улучшаются, и почти все музеи обнаруживают подделки в своем собрании. Случается, что они висели по многу лет. Естественно, руководство считает своим долгом их снять и спрятать с глаз долой.
Она пробует один ключ, потом другой, слыша рядом дыхание Марти. Наконец замок открывается, Элли толкает стальную дверь. Внутри пахнет алюминием и пластиком.
Руководство не хочет, чтобы фальшивки утекали на открытый рынок, а сжигать их это как-то слишком радикально.
Она включает свет, и загроможденное помещение оживает. Копия «На опушке леса» стоит на полке лицом к входящим. Рядом другие картины, одни завернуты, другие видны. Мане, Джулиан Эштон, Сезанн, Пикассо, Бретт Уайтли.
Марти моргает.
Я забыл очки в гостинице. Собственную руку едва вижу. На что я смотрю?
На мою прекрасную ложь, Марти. Она объявилась ровно перед тем, как вы любезно привезли оригинал.
Марти наклоняет голову, будто прислушивается к голосам в соседней комнате. Он не знает, почему именно согласился дать картину на выставку. Видимо, так было заранее прописано в ткани возможностей. Акт покаяния обернулся злым умыслом. Он вспоминает тот день в пятьдесят девятом, когда встретился с британским арт-дилером в ресторане на окраине города. Плюгавый человечек принес оригинал и сказал, что уничтожил копию сразу после объявления в газете. Продемонстрировал конверт с обугленными клочьями полотна. Марти спросил про Элли, дилер ответил, что она вернулась в Австралию. В конце концов, Марти не волновала судьба копии. Награда предназначалась Элли в качестве компенсации, чтобы утихомирить свою совесть, но теперь, когда напротив сидел этот субъект с хлебными крошками на лацканах, отступать было поздно. Он мог бы выбежать из ресторана и бросить картину в Ист-Ривер. Так что Марти унес картину в туалет, развернул и внимательно осмотрел. Старинные бронзовые гвоздики были на месте. Но, может, их изготовили за прошедшее время и это по-прежнему подделка? Он не верил своим инстинктам, даже когда выкладывал на стол чек с иронической припиской «награда». Идиот-британец сказал, что предпочел бы наличные, на что Марти ответил: «Я не плачу ворью наличными». Все закончилось еще до того, как Марти принесли его бифштекс. Он ел в одиночестве, потому что ни за что на свете не стал бы есть с тем мерзавцем. И конечно, подделку сохранили и продали еще раз. Конечно, прошлое живо и пульсирует в жилах настоящего.
Час они беседуют в закрытом музейном ресторане, глядя через большие окна на доки Ууллумулу. На темной воде залива мигают зелеными и голубыми огоньками буи, отбрасывая дорожки света от мыса Бредлис до Гарден-Айленда. Элли знает все местные названия и маршруты паромов, ее детство записано в бухтах и утесах. Она говорит, что Марти до отъезда должен побывать в зоопарке и посмотреть старые дома в Мосмане. Рассказывает о новой картине де Вос, похоронной процессии с детским гробом, поскольку Марти сознался, что картины были для него цветными пятнами в рамах. Говорит, что утром летит в Нидерланды возвращать фальшивку. Он задает много вопросов: как называется частный музей в Лейдене, что именно изображено на похоронной картине.
Когда буду там, проведу небольшое исследование, говорит Элли. Хочется узнать, что именно с нею произошло.
Напишете мне, расскажете, что выясните?
С удовольствием.