Штерн же стоялу на том же месте, где сконфигурировалусь, неподвижнуё, с руками, заложенными за спину и чуть откинутой головой. Замойский догадался, что это обычная поза, что сигнализирует о выдвижении перцептория за манифестацию, или, по крайней мере, о частичном уходе внимания.
//Замойский не отводил взгляда от облака. Оно сочетало в себе два цвета: желтый и красный. Желтый был бледнее, разливался шире, в разнообразные органические формы с размытыми краями. Был фоном для нано, управляемого Официумом, показывая, на основании его интеракции с окружением, сколько об этом окружении известно. Капли красноты обозначали места активации наноботов, начало армии вторжения. С течением времени рос желтый рос и красный. Сперва первый распространялся быстрее, но когда облако приобрело примерную форму человеческого тела, процесс притормозил; тогда уже красный распространялся, словно пожар.
Что, собственно, это означает: «столько, чтобы не угрожало пустышке»? прикидывал Замойский. Останется там от меня освенцимский скелет или как? Сколько жировой, мышечной массы, они хотят использовать? Ведь это главным образом вода. И какие же наноботы можно понастроить из атомов водорода и кислорода?
Тем временем /Замойский поглядывал на Анжелику Макферсон. Та быстро перехватила его взгляд, и так-то начался их бессловесный диалог.
Она перехватила его взгляд но не опустила рук, сплетенных под подбородком.
Он чуть приподнял левую бровь.
Она провела пальцем по щеке.
Он усмехнулся уголком губ.
Она поджала губы и легонько кивнула.
Он указал взглядом на них, на фоэбэ.
Она широко улыбнулась.
В ответ он улыбнулся настолько же открыто.
Черные волосы заслоняли ее лицо, ей пришлось заправить их за уши; продолжив движение, она выпрямилась за пюпитром.
Замойский изобразил ледяную серьезность, опустил сплетенные ладони на подол, свесил голову.
Анжелика дотронулась до виска распрямленным пальцем, карикатура задумчивости.
Он отыграл внезапную сонливость: веки его отяжелели, мышцы лица расслабились, он засыпал.
Она засмеялась вслух.
Ну нет! встала Анжелика. Господин Замойский, позволь.
Взяла его под руку (он уже прекрасно знал этот жест Макферсонов), вывела из библиотеки. Едва за ними затворилась дверь, //увидел, как обе манифестации фоэбэ распадаются в ничто.
Они вышли в холл и на террасу. В это время замок производил впечатление опустевшего, куда ни кинь взглядом ни живой души.
Они свернули к конюшням.
Конная выездка? обеспокоился он. Я еще чувствую в костях африканскую езду!
Я уверена, что ты сумеешь так сконфигурировать свою манифестацию, чтобы та не передавала определенные раздражители и принимала при езде наилучшую позу.
Он проконсультировался с менеджером оэс. Соответствующие программы были доступны на публичных Полях. Адам перекопировал их и запустил.
Два часа, есть немного времени, сказала Анжелика. Наверняка же у тебя нет ничего более срочного, верно?
Ох, много чего есть. У меня Поля полны от приглашений разных персон и организаций, ни одной я не знаю, придется проверять на публичных; и все приглашения срочные. Появляюсь в любой открытой локации меня беспокоят дипломаты нечеловеческих империй. Сверхразум из иной вселенной вызвал меня на фехтовальную дуэль. Мета-физическое чудовище преследует меня внутри моей головы и обещает смерть. Я сижу в брюхе бога-изменника вакуума и жду, пока тот смилостивится; а в моем брюхе из моего тела растет невидимая армия. Наверняка я предпочел бы конную прогулку. Джудас поручил тебе меня соблазнить?
Она вскинулась:
Что за вопрос!
Гм?
Глупый. Тебя ведь не удовлетворит никакой ответ.
Я слежу за твоей реакцией.
А. Ну разве что. Тогда пожалуйста.
Она выбрала двух пегих коньков. Замойский загрузил соответствующую программу и оседлал своего скакуна почти машинально, не следя за движениями рук. Животные не были генимальными по крайней мере, не говорили.
Они медленно объехали озеро и углубились в редкий лес, которым поросли холмы за имением. Замойский осознанно старался перестать подсчитывать уходящее время. Забыться, дать ночи поглотить себя лучший выход, столько ему теперь и оставалось.
Расслабься, говорила ему Анжелика. Вижу, что ты постоянно напряжен, почти готов к прыжку, словно небо каждую секунду может обрушиться тебе на голову.
Потому что так и есть! фыркнул Замойский. Может! Пока что падает.
Тем более тебе надо расслабиться. Посмотри, какая славная ночь.
Слишком теплая.
Остановись. Слышишь эту тишину?
Это лес.
Да. Она вздохнула. Пользуйся этим. Это привилегии твоей позиции. Легкость побега в блаженство, в места абсолютного спокойствия. Думай иначе: это не ты движешься в мире, это мир движется перед тобой, как кинолента, а ты выбираешь, на каком фрагменте защелкнуть считыватель своей души.
Стахс, он похлопал коня по шее. Я стахс. Аристократ. Так вот я должен думать?
Именно. Что, не любишь этого слова? Аристократия необходима.
Вы тут пытаетесь заморозить культуру в искусственном состоянии.
Заморозить человека. Человечность.
То на то и выходит.
Это тебя возмущает? Отчего же?
Не знаю. Это кажется мне каким-то эдаким расчетливым, беспощадным. Социальная инженерия. Дурные ассоциации.