Проходите в дом, сказала Клара. Вижу, наш гость все еще здесь.
Она пыталась казаться беззаботной, но это зрелище явно угнетало ее. Как и всех остальных.
Арман, у вас есть идея, кто бы это мог быть?
Никаких идей, к сожалению. Впрочем, я сомневаюсь, что он здесь надолго. Вероятно, это какая-то шутка.
Вероятно. Клара повернулась к Рейн-Мари. Я поставила новые коробки у камина в гостиной. Думала, мы могли бы просмотреть их там.
Слово «новые» не вполне отражало действительность.
Клара помогала Рейн-Мари в бесконечном деле разбора и систематизации так называемых архивов местного исторического общества. Эти архивы представляли собой множество коробок, в которых лежали фотографии, документы, разные предметы. Собранные более чем за сто лет на чердаках и в подвалах. Принесенные с дворовых распродаж и из церковных кладовок.
И Рейн-Мари подрядилась их разобрать. Это была та еще работенка. Но Рейн-Мари все устраивало. Прежде она работала старшим библиотекарем и архивистом в Национальном архиве Квебека. И, как и ее муж, была влюблена в историю. А особенно в историю Квебека.
Разделите с нами ланч, Арман? спросила Клара. В кухне витал запах супа. Я принесла багет из пекарни.
Non, merci, я собираюсь в бистро.
Он показал ей книгу, которую держал в руках. Его дневной субботний ритуал. Ланч, пиво и книга перед камином в бистро.
Только не от Жаклин, сказала Рейн-Мари, показывая на багет.
Нет, это от Сары. Я уверена. Хотя шоколадные пирожные с орехами, которые я купила, делала Жаклин. А это важно? спросила Клара, нарезая хрустящий багет. Чтобы пекарь умел печь багеты?
Здесь? Это жизненно важно, ответила Рейн-Мари.
Да, закивала Клара. Я тоже так думаю. Бедная Сара. Она хочет передать пекарню Жаклин, но я не знаю
Ну, может, шоколадных пирожных достаточно, сказал Арман. Наверное, я смог бы научиться размазывать сыр бри по шоколадному пирожному с орехами.
Клара поморщилась, но потом задумалась. А что, все возможно
Жаклин здесь всего несколько месяцев, заметила Рейн-Мари. Может, еще научится.
Сара говорит, с багетами дело такое: либо у тебя это есть, либо нет, возразила Клара. Что-то связанное с прикосновением, а еще с температурой рук.
Они должны быть горячие или холодные? спросил Арман.
Не знаю, ответила Клара. Слишком много информации мне ни к чему. Я хочу верить, что багет это волшебство, а не какая-то ошибка природы. Она положила хлебный нож. Суп почти готов. Пока он разогревается, не хотите ли взглянуть на мою последнюю работу?
Это было не похоже на Клару предлагать взглянуть на ее работу, особенно если процесс еще идет. По крайней мере, когда Арман и Рейн-Мари неохотно прошли через кухню в мастерскую, они надеялись, что процесс действительно еще идет.
Обычно они радовались редкой возможности увидеть работу Клары, когда она создавала свои удивительные портреты. Но совсем недавно стало ясно, что ее представление о завершенной работе кардинально отличается от того, что под этим понимали все остальные.
Оставалось только гадать, что такого видела она, чего не видели другие.
Мастерская была погружена в темноту, окна впускали лишь северный свет, и в хмуром ноябре его отчаянно не хватало.
Эти готовы, сказала Клара, показывая в темноте на полотна, стоящие у стены.
Она включила свет.
Ты уверена? еле выдавила из себя Рейн-Мари.
Некоторые портреты казались законченными, однако волосы на них были едва обозначены карандашом. И на руках оставались пятна, кляксы.
Портреты по большей части были узнаваемы. Мирна. Оливье.
Арман подошел к портрету Сары, владелице пекарни, прислоненному к стене.
Изображение Сары было одним из наиболее завершенных. На ее морщинистом лице застыло то выражение желания быть полезной, которое Арман тут же узнал. Гордость, еле сдерживаемая. И в то же время Кларе удалось передать ее уязвимость. Сара словно боялась, как бы зритель не попросил у нее того, чего у нее нет.
Да, лицо, руки, поза все очень подробно выписано. Но Ее рабочий халат остался в наброске, без всяких деталей. Казалось, Клара потеряла интерес к портрету.
Грейси и Лео, ее брат, сражались на бетонном полу, и Рейн-Мари наклонилась, чтобы погладить их.
Что это?
Все слегка сжались, услышав ворчливый голос.
В дверях стояла Рут с Розой на руках, указуя перстом в мастерскую.
Господи Исусе, какой ужас, произнесла старая поэтесса. Кошмар. Сказать «уродство» значит ничего не сказать.
Рут, вмешалась Рейн-Мари, кому, как не вам, знать, что творчество это процесс.
И не всегда успешный. Я серьезно. Что это?
Это называется искусство, сказал Арман. И не обязательно, чтобы вам нравилось.
Искусство? с сомнением переспросила Рут. Неужели? Она нагнулась и позвала: Иди сюда, Искусство. Иди сюда!
Они переглянулись. Даже для впадающей в деменцию Рут это было уже слишком.
И тут Клара рассмеялась:
Она говорит про Грейси, и показала на щенка, катающегося по полу в обнимку с Лео.
Хотя их нашли в одном мусорном бачке, Лео, щенок Клары, рос очень красивой собакой. Золотистый, поджарый, короткошерстный лишь на загривке шерсть была длиннее. Сейчас Лео был тощим и долговязым, но в нем уже чувствовалась царственная осанка.