— Косарь, — коротко бросил Акнна. Присевший на корточки возле тел Кирун удивленно посмотрел на него снизу вверх.
— Не копье, не меч, не стрела, — пояснил герцог. — Просто косарь. Это значит, что кудиумы не сражались.
Кирун кивнул и нервно облизнул губы. Плотный черный дым столбом поднимался на горизонте…
— Лейтенант! Лейтенант? Нашел время спать. — Акина тронул его за плечо, возвращая к действительности.
— П-простите, светлейший господин, — смущенно пробормотал он. — Я задумался.
Герцог криво усмехнулся:
— Что ж, самое время.
Кирун побледнел, стиснул пальцами рукоятку меча.
— Но намерение похвальное. — Акина вздохнул. — Давай бегом, посмотри, как идут дела.
Лейтенант быстро поклонился и бросился исполнять приказ.
— Кого найдете в сознании, способного связно рассказывать, ведите сразу ко мне! — крикнул ему вслед герцог, — Лекарь потом.
Это была девочка. Маленькая, худющая, с растрепанными мышиными косичками. Ее лицо было покрыто копотью, обгоревшее по подолу и рукавам платье висело лохмотьями. В глазах затаился ужас, но она не плакала, только громко, судорожно сглатывала, цепляясь за пояс Кируна.
— Ее зовут Виля, светлейший господин. Дочь кузнеца.
Губы Акины сложились в подобие улыбки.
— Я рад, что ты спаслась, милая, — сказал он. Девочка моргнула, еще крепче вцепилась в сопровождавшего ее лейтенанта. Закинув голову, посмотрела на него испуганным взглядом. Кирун осторожно погладил ее по волосам.
— Мы хотим, чтобы ты нам помогла, малышка, понимаешь?
Виля кивнула.
— Ты можешь говорить?
Виля снова кивнула.
— Могу, — тихо сказала она и беззвучно всхлипнула.
— Тебе больше нечего бояться, — медленно и раздельно произнес герцог. — Мы здесь, мы защитим тебя, не дадим в обиду.
— Моя мама, — еле слышно сказала девочка. Ее губы дрожали.
Кирун понял, что она сейчас заплачет, и привлек ее к себе, обнял:
— Хочешь отомстить за маму?
В глазах дочери кузнеца мерцали отблески пожара.
— Хочу. Хочу отомстить, — неожиданно четко и раздельно выговорила Виля. Слово «отомстить» далось ей с некоторым трудом, будто она произнесла его впервые.
Герцог посмотрел на нее с теплотой:
— Как это случилось?
— Я была на поле, — начала рассказывать девочка. — С Тишкой и Ясой. Красных жуков собирали с картохи. Мы часто-часто туда ходим, трясем вершки, ссыпаем гадов в ведра, а потом сжигаем цельными кучами. Мама говорила, что работня как раз для дитев. И польза, и с глаз долой, под ногами не мешаются. Краснюки — они большие такие, воняют сладко, противно, плодятся со страшной силищей, надо вовремя отковыривать, иначе они весь стебель картошковый пожрут.
Она говорила быстро, громко, захлебываясь словами. Кирун боялся, что герцог Убарский прервет ее и прикажет держаться ближе к делу, но Акина слушал спокойно, время от времени кивал, заинтересованно вскидывал брови и лишь изредка позволял себе задавать наводящие вопросы.
— Значит, во время нападения ты была за пределами села?
— Нет, — возразила девочка. — Поле-то вон оно, туточки, совсем рядом. Только за кустами не видно, но как кличут — слыхать.
Акина наклонил голову:
— Продолжай.
— Мы как раз первую ходку в кучу свалили, сидим. Вдруг будто гиканье какое раздалось. И топот, топот. Как от табуна целого. Тишка с Ясой вскочили, побежали смотреть, решили, что караван торговый…
— Торговый, — механически поправил Кирун. — Я и говорю — торговый. Купцы должны были приехать с солью, корицей всякой. Тишка крикнула: давайте наперегонки, кто последняя — коза хромая, облезлая. Виля вздохнула, шмыгнула носом. Осунувшееся лицо побледнело еще больше. — Они побежали… Побежали… — Ее голос задрожал. — Я за ними, но споткнулась, упала.