Эльф с любопытством поглядел на нее, почесывая подбородок:
— В каком смысле — неправильно? Риль пожала плечами:
— Не знаю. Неправильно.
— А по-моему, вполне по правилам.
— Странное было чувство, будто…
— Будто что?
— Будто… — Чародейка махнула рукой, обрывая сама себя. — Ерунда. Ты себя нормально чувствуешь, Хёльв?
Юноша незаметно сглотнул. Несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.
— Нормально, — соврал он, — Затылок побаливает, а так —ничего. Когда меня в Брхьере выбросили из окна, было куда хуже.
— Я же говорю — бывалый тип. Сопливый, но бывалый, — ухмыльнулся Лэррен.
Хёльв показал ему кулак. Фальшиво насвистывая, выбрался из сугроба, отряхнул штаны и посмотрел на небо. Оно было прозрачным, нежно-голубым, кое-где прикрытым негустой облачной пеленой. У самого горизонта переливались неяркие сполохи.
— Глядите, северное сияние! — воскликнул юноша, тут же забывая про свои страхи.
Риль посмотрела вверх и удивленно моргнула;
— И действительно. Никогда не думала, что оно здесь бывает. Тем более — днем.
— А оно и не бывает, — сказал Лэррен. — Полярные огни горят только ночью и только в высоких широтах.
— Что же тогда, по-твоему, мы видим?
— Может, это иллюзия?
— Это не иллюзия, — ответила чародейка. Все снова поглядели на поблескивающее небо.
— Поразительно, — пробормотал эльф.
— Чудо, — отозвалась Риль.
— Не то слово, — согласился Хёльв.
Бледные искры переливались, перетекали, зажигая горизонт перламутровым светом.
— Уникальное событие, — вполголоса произнесла чародейка.
Она была бы очень удивлена, если бы ей сказали, что точно таким же небо было двадцать пять лет назад, в тот день, когда герцог Акина Убарский узнал, что армия кудиумов спустилась с Гилейского хребта.
* * *
— Армия кудиумов спустилась вниз? Ты уверен? — во второй раз спросил герцог. — Они не могли ошибиться? Они точно это видели? Может, показалось с перепою? Сам был в горном дозоре, знаю, как там закладывают, когда никого из начальства рядом нет.
Всесильный убарский сеньор стоял возле раскрытой двери на балкон и наблюдал за зарницами, мерцаюшими в светлом, размеченном облаками небе. Он никогда не видел северного сияния, ледяные огни зачаровывали, притягивали взгляд. — Так солдаты не были пьяны?
Полковник Дибас покачал головой:
— Лейтенант Kирун — человек надежный. Простой парень, но жена — из благородных. Он из кожи вон лезет, чтобы выслужиться, на ступеньку повыше подняться. Порадовать ее, значит.
Акина скривился. Желудок сегодня беспокоил его больше обычного, напоминая о себе резями и тянущей болью
— Может, ему от избытка усердия мерещится?
По лицу Дибаса было видно, что он с трудом сдерживается. Господина он обожал всем сердцем, считая его великим политическим деятелем и талантливым полководцем. Он даже пристроил своего сына к юному графу Пронту Убарскому — не столько в надежде на будущие блага и милости от наследника, сколько желая, чтобы мальчик набирался ума, глядя на старого вельможу.
— Светлейший господин, я понимаю ваше недоверие, но Кирун…
Герцог махнул рукой:
— Ладно-ладно, пускай войдет
Полковник скрылся за дверью и минуту спустя появился в сопровождении крепкого молодца в черно-болотной военной форме. Акина обратил внимание, что сапоги юного военного были тщательно надраены ваксой, пуговицы и эполеты на вычищенном и выглаженном мундире блестели как новенькие.
— Лейтенант Кирун, ваша светлость! — отрапортовал прибывший. Если он и смутился в присутствии вельможи, то виду не подал.
Герцог кивнул и сел на кушетку, не отрывая взгляда от сияющего горизонта.
— Рассказывай, Кирун, — проговорил Дибас.
— Вчера вечером наш отряд стоял в дозоре у Тещиной Пасти, — начал тот.