Я произвел мысленные подсчеты. Лампы я могу делать по две одновременно, это сэкономит время за счет удвоения усилий, и к тому же можно быть уверенным, что их успеют продать до того, как мне придется вносить плату за обучение.
К сожалению, изготовление трюмных ламп было делом чрезвычайно нудным. Сорок часов кропотливого труда, а стоит мне допустить малейшую ошибку, и лампы просто не станут работать. И тогда за все потраченное время я лишь окажусь в долгу перед хранилищем за израсходованные впустую материалы.
Однако выбора особого не было.
Ну что же, сказал я, тогда возьмусь за лампы.
Джаксим кивнул и открыл конторскую книгу. Я принялся по памяти перечислять все, что мне нужно.
Двадцать излучателей средней мощности. Два набора высоких форм. Алмазный стилус. Тентеново стекло. Два средних тигля. Четыре унции олова. Шесть унций высшей стали. Две унции никеля
Джаксим только кивал и записывал.
Восемь часов спустя я вошел в трактир Анкера. От меня несло раскаленной бронзой, смолой и угольным дымом. Время близилось к полуночи, и в зале никого не оставалось, кроме горстки самых завзятых выпивох.
Хреново выглядишь, заметил Анкер, когда я подошел к стойке.
Хреново выглядишь, заметил Анкер, когда я подошел к стойке.
Я и чувствую себя не лучше, ответил я. В котле небось ничего не осталось?
Он покачал головой.
Народ сегодня голодный был. У меня оставалась холодная картошка, я ее хотел завтра бросить в похлебку. И еще половинка печеной тыквы, кажется.
Беру! сказал я. Правда, к этому еще бы неплохо соленого маслица.
Он кивнул и отправился на кухню.
Можешь не разогревать! сказал я ему вслед. Я просто возьму еду к себе в комнату.
Анкер вынес мне миску с тремя крупными картофелинами и половинкой румяной тыквы в форме колокола. В серединке тыквы, откуда выскоблили семечки, красовался щедрый кус масла.
И бутылку бредонского пива, если можно, сказал я, забирая миску. Откупоривать не надо, а то еще разолью его на лестнице.
В мою комнатенку вели три лестничных пролета. Закрыв за собой дверь, я аккуратно перевернул тыкву, чтобы она накрыла собой миску, поставил сверху бутылку и завернул все вместе в мешковину. Получился сверток, который можно было нести под мышкой.
Я открыл окно и выбрался на крышу трактира. А оттуда перемахнул через узкий проулок на крышу пекарни.
Над горизонтом висел узкий месяц. Он давал достаточно света, чтобы видеть дорогу, и при этом меня не было особо заметно. Не то чтобы я сильно тревожился на этот счет. Близилась полночь, и на улицах было тихо. К тому же люди вообще на удивление редко смотрят вверх.
Аури сидела на широкой кирпичной трубе и ждала меня. Она была одета в платье, которое я ей купил, и рассеянно болтала босыми ногами, глядя на звезды. Ее волосы были такие тонкие и легкие, что стояли ореолом вокруг головы, малейший ветерок вздымал их вверх.
Я аккуратно наступил на середину плоского участка крыши, крытого железом. Кровельное железо негромко бухнуло у меня под ногой, словно далекий, приглушенный барабан. Аури прекратила болтать ногами и застыла, как испуганный кролик. Потом увидела меня и расплылась в улыбке. Я помахал ей.
Аури спрыгнула с трубы и подбежала ко мне. Волосы развевались у нее за спиной.
Здравствуй, Квоут!
Она отступила на полшага.
Ой, как от тебя воняет!
Я улыбнулся самой неотразимой улыбкой за этот день.
Здравствуй, Аури! сказал я. А от тебя пахнет хорошенькой юной девушкой.
Ну да, конечно! радостно улыбнулась она.
Аури сделала небольшой шажок вбок, потом вперед, приподнялась на носочках босых ног.
А что ты мне принес? спросила она.
А ты мне? спросил я.
Аури лукаво усмехнулась.
Я принесла яблоко, которое думает, будто оно груша, ответила она, протягивая его мне. И булочку, которая думает, будто она кошка. И салат, который думает, будто он салат.
Какой разумный салат!
Ничего подобного! она вежливо фыркнула. Разве это разумно считать себя салатом?
Даже если ты в самом деле салат? спросил я.
Особенно в этом случае! сказала Аури. Достаточно того, что ты и в самом деле салат. А еще и думать, будто ты салат, как это ужасно!
Аури печально покачала головой, и ее волосы колыхнулись, как будто она находилась под водой.
Я развернул свой сверток.
Ну а я принес тебе картошки, половинку тыквы и бутылку пива, которое думает, будто оно хлеб.
А кем считает себя тыква? с любопытством спросила Аури, глядя на еду. Руки она держала сцепленными за спиной.
Тыква знает, что она тыква, ответил я. Но делает вид, будто она заходящее солнце.
А картошка? спросила Аури.
Картошка спит, ответил я. К тому же, боюсь, она холодная.
Аури ласково посмотрела на меня.
Не бойся, сказала она и на мгновение коснулась моей щеки самыми кончиками пальчиков. Прикосновение ее было легче перышка. Я с тобой. Ты в безопасности.
Ночь выдалась прохладная, поэтому мы не стали ужинать на крыше, как обычно. Аури повела меня вниз, через железную водосточную решетку, в лабиринт ходов под университетом.
Она несла бутылку и держала перед собой какую-то вещицу размером с монетку, испускающую мягкий зеленоватый свет. Я нес миску и симпатическую лампу, которую изготовил для себя, Килвин называл ее «воровской». Ее красноватый свет странно сливался и смешивался с более ярким голубовато-зеленым светом от светильника Аури.