Однако, как выяснится уже на следующий день, не тут-то было. Северо-восточный ветер так же резко и непредсказуемо сменился на противоположный, и посреди антарктического океана перед носом «Баунти» выросла стена из огромных волн и снежного урагана. Такова была «первоапрельская шутка» Великого Тихого.
Мыс Горн крайняя южная оконечность одноименного чилийского островка и архипелага Огненная Земля в целом строго говоря, самой южной точкой южноамериканского континента не является[21]. Но на протяжении вот уже почти четырехсот лет этот высокий скалистый утес символизирует «край земли». Именно здесь Атлантический Океан встречается с Тихим, и от этих «объятий» содрогаются скалы. Здесь дуют самые сильные морские ветры и свирепствуют самые страшные шторма. Высота волн может достигать 30 метров, а скорость ветра до 100 км/ч. Здесь всегда пронизывающе холодно и убийственно сыро. Это место считается одним из самых опасных на Земле. Тут на дне покоятся останки сотен судов и тысяч моряков, погубленных негостеприимными водами это, пожалуй, самое большое на планете кладбище затонувших кораблей.
Обогнуть Мыс Горн и по сей день мечта любого моряка. Это все равно, что успешно сдать нелегкий экзамен на мужество и профессионализм. В течение последних столетий так называемые «кейпхорнеры» (или, по-русски, «мысгорновцы» те, которым удалось одолеть это место) считаются матросской элитой, настоящими морскими волками. Всякий, прошедший из одного океана в другой через Мыс Горн, имеет право носить золотую серьгу в ухе и соответствующую татуировку на плече, а в портовом кабаке класть ноги на стол.
Но морякам «Баунти» прокалывать уши было пока рановато. Тихий Океан, пропустив корабль мимо коварного мыса, тем самым заманил его в ловушку. Судно оказалось в эпицентре жуткой снежной бури, причем в самое неподходящее для этого время в начале антарктической зимы. Великий Пасифик, упорно не желая пускать Блая и его команду к себе, обрушил на «Баунти» всю свою безжалостную мощь.
На следующий день, 2 апреля, Блай записывает: «В шесть утра шторм превзошел всё, с чем мне приходилось сталкиваться раньше, и выше волн я никогда до этого не видел».
Хейвуд (из письма родителям): «никакие волны ни в одной из известных частей света никогда не сравнятся по высоте и продолжительности колебаний с теми, что мы встретили у Мыса Горн; старейший моряк на борту никогда не видел чего-либо подобного им, хотя мистер Пековер (наш канонир) принимал участие во всех трех плаваниях капитана Кука».
В ночь на 4 апреля в судовом журнале отмечена самая низкая температура за всё плавание: 32 °F (ноль по Цельсию).
6 апреля погода ненадолго успокоилась, и команда смогла немного передохнуть. Откуда ни возьмись, появились альбатросы, голубые буревестники и цесарки. В своей книге Блай описывает любопытный способ, каким матросы пользовались, чтобы поймать этих птиц. За корму выбрасывался длинный линь с рыболовным крючком на конце и с приманкой, прикрепленной на фут-другой выше. Как только птица садилась на воду и хватала наживку, линь резко подсекали, и тяжелое на подъем пернатое существо элементарно попадалось на крючок.
Надо думать, что моряки ловили птиц как рыбу не только ради развлечения после первых дней страшной пурги им было явно не до веселья. Раздобыть бы себе добавку к скудному и невкусному ежедневному рациону
Надо думать, что моряки ловили птиц как рыбу не только ради развлечения после первых дней страшной пурги им было явно не до веселья. Раздобыть бы себе добавку к скудному и невкусному ежедневному рациону
Вскоре «Баунти», значительно продвинувшись вперед, достигла, как выяснится позднее, сначала самой южной точки своего путешествия 60°19 южной широты и 76°04 западной долготы (7 апреля), а затем и самой западной: 59°31S 76°58W (9 апреля). Затем шторм возобновился с новой силой, опять подул ураганный встречный ветер, и судно снова стало сносить назад.
Моррисон: «Погода продолжала ухудшаться каждый день; град, ливень и мокрый снег или даже крупные хлопья, наполовину сформированные изо льда, попеременно сменяя друг друга сильными порывами, часто заставляли нас прятаться за голыми мачтами и решетками люков; а волны перекатывались через нас такими мощными валами, каких не бывает в северных широтах, и периодически закрывали солнце в 20° над горизонтом, сотрясая корабль так жестоко, что люди не могли устоять на палубе без помощи веревки».
Далее помощник боцмана перечисляет всех пострадавших: врач Томас Хагган упал с лестницы и вывихнул плечо; буквально то же самое на том же самом месте спустя несколько дней произошло с матросом Ричардом Скиннером; а старшина-рулевой Питер Линклеттер, сброшенный волной в носовой люк, повредил спину и потом жаловался на боль в течение всего плавания.
Кроме этих жертв Моррисон упоминает еще двоих, покалечившихся не по вине стихии.
Дело в том, что капитан Блай, проявляя заботу о команде, распорядился поддерживать огонь на камбузе круглосуточно, чтобы матросы могли сушить промокшую и заледеневшую одежду и греться сами, а также приказал подавать на завтрак горячую пищу пшеничную похлебку и ячменную кашу. Так вот, Моррисон пишет, что в сутки на весь экипаж (46 человек) приходился всего один галлон (4,5 литра) похлебки и 2 фунта (чуть больше девятисот граммов) каши соответственно, всего по десять граммов первого и по двадцать второго. Не мудрено, что вокруг раскаленной судовой печки кипели нешуточные страсти. Продрогшие, мокрые и злые матросы готовы были биться на каждый глоток спасительного горячего.