Этот фильм однозначно фильм Михаила Задорнова, поскольку Михаил Николаевич его задумал. Он его видел таким, он участвовал с самого начала в кастингах, он отбирал лично актёров. Меня поразило то, что он работал со сценарием. Я не видел, чтоб кто-то так это делал. Мы встретились с ним и ещё с группой людей в каком-то ресторанчике, и он читал сценарий. Читал сценарий и заметил, что это не вызывает гомерического хохота. Тогда он сделал следующее: он в Театре на Таганке провёл шесть концертов, по-моему, в течение которых он вычитывал сценарий. Он читал людям и смотрел реакцию.
И он вычёркивал то, где люди не реагировали, и добавлял репризы, которые казались публике действительно остроумными и смешными. Изначальный сценарий и тот, который появился в результате правки, это, что называется, две большие разницы. Это куда более динамичная, куда более современная история, куда более остроумная. Получилась лёгкая, очень добрая, ироничная история, где есть вымышленная страна и в ней проживают типажи, которых мы встречаем в повседневной жизни.
Его отношение к жизни не вписывалось в общепринятые рамки. И человек, тонко подмечающий всё, что происходит вокруг, неутомимый исследователь, он погружался настолько глубоко в вопрос, что иногда, разговаривая с ним, я ловил себя на мысли, что я абсолютно невежествен, некоторые вопросы я вообще не знаю. А он в них разбирается в деталях. Особенно это касалось истории России. Ведь он же по большому счёту, начистоту сказать, открыл нам всем глаза на то, что у России может быть и есть другая история. Разве это не неформат? Я в одной из программ «Неформат» Михаила Николаевича назвал историком и учёным-историком, точнее. И я понимаю, что он для истории нашей страны сделал куда больше, чем многие-многие академики.
Михаил Николаевич Задорнов был человеком неформатным не только в общении, но и в каком-то видении жизни. Я могу сказать, что он в прямом смысле вылечил меня. Когда мы начинали работать над программой «Неформат» в 2012 году, у меня была жесточайшая аллергия на цветение, на весну. Пыльца, всё, как только начало цвести, меня это начинало убивать. Я просто, чтоб вы понимали суть проблемы, приобрёл себе пожарный противогаз и ходил в нём. То есть ни таблетки, ни уколы, ничего не помогало. Во время одной из программ, в студии жарко, окно прикрыто, но всё равно пыльца попадает как-то через коридор и так далее. И вдруг, прямо посреди моей речи, там, когда я что-то зачитываю, у меня начинается приступ. Аллергики знают, что это такое. Всё, это слёзы ручьём, ты задыхаешься, чихаешь, кашляешь, всё, что угодно Говорить ты не можешь, однозначно. Я сгибаюсь, лезу по стол, это был, наверное, где-то, я думаю, 2013 год. Михаил Николаевич смотрит на это глазами такими удивлёнными, но что-то, достав бумаги, начинает говорить. Это продолжается там, не знаю, до рекламы минуты две. Мы уходим на рекламу, после этого он встаёт и говорит: «Максим, вам надо перестать бояться». И говорит: «Всё пройдёт». И я могу сказать, что да, за это время, которое прошло, я правда перестал бояться каких-то вещей. Перестал, взял и подумал: «Ну действительно, есть какие-то страхи в каждом из нас», но не придавал, может быть, этому значения до тех пор, пока вот сегодня, сейчас весна, самое активное цветение, когда мы записываем это интервью, и я понимаю, что я здоров. Я не пью таблетки, я не ношу противогаз. Я сейчас готов с уверенностью заявить, что да, это он вылечил меня, и это было абсолютно неформатное лечение.
Обаяние, которое нельзя купить
Я не помню точно, какого числа и даже года мы познакомились с Михаилом Задорновым. Было это лет тридцать тому назад, а может, и больше. Я выступал в МАИ, и после выступления ко мне подошёл некий человек и спросил: «Извините, а как вообще на эстраду попадают?» Я говорю: «В каком смысле? А вы чем занимаетесь?» Он говорит: «Вот я здесь учусь на 5-м курсе, у меня рассказы всякие есть. Хотите, дам вам почитать?» Я ответил, что не редактор, но договорился и привёл его в Московский комитет драматургов. А этот комитет драматургов организовали те, кого не принимали в Союз писателей. И там Мишечка Задорнов сделался тем самым Михаилом Задорновым.
Он, надо сказать, как и каждый человек, личность уникальная. Миша открыл новый жанр. Вот то, что сейчас называется стендап. Мишка впервые начал разговаривать с залом так, как до него не разговаривал никто. Это не были концерты. Сначала это было очень похоже на вечера встреч. Растягивалось на час, на два, на три Стоял один человек. Я не могу сказать, что всегда это вызывало гомерический хохот, ничего подобного. Но это было на абсолютном внимании и совершеннейшем доверии.
Миша имел такое обаяние, которое нельзя купить. Это как музыкальный слух: либо он есть, либо нет. Ты, конечно, можешь и без этого стать актером, писателем, кем угодно. Но одно отличается от другого очень просто: вот идёт человек, ещё он не подошёл, а все начинают улыбаться. Почему? Нипочему, просто так. А второй пройдёт могут не обратить внимания, могут нахмуриться. Может, он и хороший человек, но этого у него нет. А у Мишки было.