Несколько раз Татьяна Николаевна, уже начавшая оправляться настолько, что могла выходить в сад, замечала ее таинственные долгие отлучки.
Несколько раз Смельский приходил к ней спрашивать, где Анна, потом отправлялся искать ее и не находил.
За это время он переехал из дома Сламоты, отговариваясь желанием быть ближе к даче, где жила его невеста, что старик Сламота нашел вполне естественным.
Смельский действительно поселился через дачу от Краевых у какой-то вдовы, охотно отдавшей ему комнату со столом.
Тут Смельский весь предался делу, требующему его защиты. Он беспрестанно бывал в городе, то видясь с заключенным, то роясь в бумажных деталях дела, и в конце концов у него сложился определенный взгляд на дело и более или менее определенное мнение; с Шиловым за это время они совсем не виделись, но стали реже видеться и с Анной. Ее все не было дома.
Где же она?
Смельский знал, что у нее нет тут не только родных, у которых она могла проводить время, но и знакомых.
Татьяна Николаевна тоже удивлялась, но она, впрочем, была занята другою мыслью. Она собиралась с силами, чтобы поехать к мужу с детьми.
Сламота, посещавший ее каждый день, отговаривал от этого, говоря, что и ему и себе она только расстроит нервы, разорвет душу этой страшной драмой свидания, что лучше обождать суда и тогда уже или проститься с мужем, или приветствовать его уже прощенного.
Проститься?! воскликнула Татьяна Николаевна. О! Вы меня не знаете, граф! Если Павла обвинят, я пойду за ним и в ссылку, и в каторгу. Суд людской мне не пример. Моя душа, моя любовь судит его, и сердце говорит мне, что он невиновен. Я видела сон, граф!..
Да! Вы мне рассказывали этот сон! безнадежно махнул рукой старик. Сон сном, Татьяна Николаевна, а действительность действительностью.
И он опустил свою седую голову, пожал плечами и задумался.
Анна кралась в парк.
Именно кралась, а не шла, так не идут люди с чистою совестью, на честное, открытое дело, так крадется вор к добыче, изменница-жена на свидание, блудливая кошка за лакомым куском.
Был вечер, поздний вечер.
Уже смеркалось, и в права свои вступила яркая полная луна конца июля.
В парке было бы темно как в погребе, если бы лиловые полосы света не перерезывали его в прогалинах и тех местах, где ветки деревьев редели.
Глухо шумела черная листва его, страшно было среди сумрака аллей.
Вот скамейка! Не из тех скамеек, мимо которых надо идти широкой дорогой до дому графа, она стоит в глубине, в глуши, и редко кто знает о ее существовании.
Она полуразрушена, это памятник давних времен, про который ведали, может быть, только влюбленные парочки времен прадедов нынешнего Сламоты.
Тут тишь, глушь, осока да бурьян и пахучая крапива.
Тут неопасно встретиться с тем, кто боится взора людского.
Только луна глядит на эту скамейку и серебрит ее старинный чугунный узор.
На ней сидят двое: Шилов и Анна.
Говорит Шилов, Анна молчит, но слушает внимательно, боясь проронить хоть слово.
Я всю жизнь был одиноким, Анна, говорит Шилов, но всю жизнь искал друга, друга-женщину и не находил ее, хотя объездил почти весь свет. Много было разных встреч и того, что я вам не хочу высказывать, но разве хоть одна из этих встреч похожа на знакомство с вами Жизнь моя очень напоминает рулетку, где шарик душа моя Кто-то бросил ее на поприще жизни, и вот он вертится, мечется, пока не станет на свой номер Еще несколько дней назад мой шарик метался быстро, но вчера и третьего дня он был уже вблизи своего фатального номера, а сегодня, теперь он стал на него Партия окончена, я выиграл выиграл свое счастье, выиграл тебя, Анна!..
Шилов, как бы в изнеможении от наплыва чувств, закрыл лицо руками и опустил голову.
Анна глядела на него, бледная, как тот свет, который изливала на нее луна. Страшно было видеть это помертвевшее человеческое лицо и сознавать, что это не мертвец покинул могилу, а еще живущий человек борется с душой своей и гибнет в хаосе ее разлада.
Вдруг она протянула руку, уронила ее на плечо Шилова, потом повернулась, опустила вторую руку на его плечо и припала лицом.
Слышались только рыдания, страшные, мучительные рыдания.
Анна обессилела от борьбы со своими чувствами, она и теперь не понимала, зачем и почему она делает это.
Она только чувствовала, что иначе не может сделать, что в ней действует какая-то странная сила, могучая и неумолимая, что бороться с нею так же невозможно, как попытаться бежать от самого себя.
Если это любовь! То какая она жгучая, страшная и сильная! Ведь она противопоставила ей все, что могла, она боролась с нею, как зверобой в пустынной глуши борется с яростным зверем.
Но зверь победил человека. Страсть, внушенная ей этим человеком, вспыхнула как порох и была так же ужасна по своей разрушительной силе.
Слов больше не было слышно, только рыдания, поцелуи и стон, словно от жгучей боли или бесконечного отчаяния.
Несколько минут спустя Шилов и Анна шли по парку безмолвной парой.
Они дошли до перекрестка, ей надо было идти налево, ему направо.
Поцелуй меня, Анна, еще раз, глухо сказал он.
Анна вздрогнула, обхватила его шею руками и не раз, а без счету поцеловала, опять со стоном и каким-то нервическим припадком рыдания.