Есть! Ушел, четко повернувшись через левое плечо.
Капитан-лейтенант Жень-Шень! Тебе, Евгений, задача несколько иного плана: займешься строительством домов для будущих переселенцев. На склад пиломатериалов распоряжение дадено. Выдадут все, что будет необходимо. Место для квартала выберешь подальше от местных. Типа обособленного поселка. Обнесешь забором от любопытных глаз, часовых на въезде и пеший патруль по внешнему периметру. От болот подалее, и чтоб ручей был хороший. Колодец вырой, баню поставь. Ну, и чтобы под огородик землица была. Для души, не для пропитания. Обиходь квартал, как для себя, любимого. Действуй!
Потом был обед, после которого я преподнес Ларите зеркало. И пока она с восторгом с ним знакомилась, вертясь и так, и эдак, я, надев тесноватые в плечах пиджак и пальто приснопамятного Валета, помахал ей шляпой и шагнул обратно в 1993-й год от Рождества Христова. Очутился опять в том же загаженном бывшем скверике. И опять наткнувшись на тех же самых обдолбышей, черт бы их побрал!
Чуваки, глянь-кось! заорал один из них. Тот хмырь, что с Валетом ушел! А пальтец-то на нем Валетов! И шляпа! подхватил другой. Стая стала кучковаться вокруг меня.
Где Валет, ты, хмырина?! заголосила одна из малолеток с большим сексуальным опытом, написанным на ее уже испитой мордюльке широкими мазками дешевой косметики.
Ты чо с ним сделал? Говори, а то попишу! У меня перед глазами завертелся китайский нож-бабочка. На лучший, видимо, денег нет. В руках у обдолбышей, включая и девиц облегченного поведения, появились ножи и велосипедные цепи. Ну что ж. не хотел я вас, недоумки, трогать, но сами напросились. Я пристально глянул каждому и каждой в глаза, повернулся и пошел прочь. А за моей спиной разгорелось побоище. Всех против всех. До смерти. И мне их жалко не было. Сколько вот таких соплюнов, уверовав в свою силу и безнаказанность, убили, изнасиловали и покалечили ни в чем не повинных людей! Про ограбления и избиения «просто поржать» я уж и не говорю. Потому пусть убьют друг друга. Если я, отдав им приказ на самоликвидацию, спасу хоть одну жизнь обыкновенного человека, то мой поступок будет полностью оправдан. И Бог меня простит!
Глава 24
Я медленно шел, пробираясь в толчее барахолки. Торговали все и всем. С прилавков, с рук, с ящиков, с земли, застеленной газетами. Торговали всяким-разным, что надеялись продать и получить хоть какие-то деньги: вязаными и штопаными носками, поношенной одеждой, сантехникой, книгами, посудой, рамами для картин, самими картинами Славяне с газет и ящиков, молча провожая взглядом редких покупателей. Было явно видно, что этот процесс им не в радость, и здесь они не бизнес делают, а пытаются на хлеб заработать. Цыгане предлагали погадать и торговали с рук всяким хламом, хватая за рукава и тыча своим товаром чуть ли не в лицо. Вот этому племени сейчас раздолье! Милиция попряталась, твори, что хочешь: гадай, воруй, разводи лохов наперстками на бабки. А если кто за ручку шаловливую прихватит, так можно хай поднять до небес да в морду правдоискателю вцепиться набегут ромэлы, поддержат!
Про китайцев вообще можно не говорить. Набежало этих «братьев» узкоглазых из-за Амура как блох на помойную шавку. Навезли всякого ширпотреба низкопробного, за продажу которого в Китае их по тюрьмам бы распихали надолго. А вот производить всякое дерьмо на вывоз власти китайские не запрещают! Вот и появились на Дальнем Востоке и в Приморье вежливые до тошноты молодые китайцы. Улыбка дежурная от уха до уха, поклончики вежливенькие, сопровождаемые многократными «сипасиба». А в глазах спокойная уверенность: мы тут вам лет десять-двадцать покланяемся, а потом ваша очередь кланяться наступит! Когда мы здесь гражданство ваше получим, на ваших женщинах переженимся, детей наплодим, бизнес посерьезней торговли шмотками организуем, во власть либо сами, либо ставленников своих пропихнем. Ведь мы китайцы! В какой бы стране ни жили, в каком бы поколении ни родились, верность Поднебесной в нашей крови. Мы китайцы, а место, где мы живем, рано или поздно становится китайским. Ползучая экспансия называется.
За прилавками стояли «лица кавказской национальности». Торговали овощами-фруктами. Только картошка с луком репчатым шли на килограммы. Все остальное продавалось поштучно. «Яблак адын штук дэсат рубел» прочитал я на одном из картонных ценников кривую надпись. «Нэктарын брытый пэрсык» на другой. Посмотрев на самодовольные рожи «гостей», послушав, какими словами они между собой обсуждают русских женщин, покупавших у них продукты, я, чтобы не сорваться, заспешил уйти. Но был остановлен фразой, произнесенной глуховатым голосом:
За прилавками стояли «лица кавказской национальности». Торговали овощами-фруктами. Только картошка с луком репчатым шли на килограммы. Все остальное продавалось поштучно. «Яблак адын штук дэсат рубел» прочитал я на одном из картонных ценников кривую надпись. «Нэктарын брытый пэрсык» на другой. Посмотрев на самодовольные рожи «гостей», послушав, какими словами они между собой обсуждают русских женщин, покупавших у них продукты, я, чтобы не сорваться, заспешил уйти. Но был остановлен фразой, произнесенной глуховатым голосом: