С напряжением смотрю туда же, куда Токмаков предполагается, что на сцену укрощения трубы. Рыбников эффектно прыгал в одном из дублей сорвался, но ничего страшного, на страховочную сетку упал. Ну, а Маша по сценарию на Токмакова смотрит больше, чем на трубу. Все закрепили, поставили на место победа! Токмаков с облегчением произносит успели! И следующий эпизод.
Моторы ревут на полной мощности, на помосте настоящий ураган! Я в поручни вцепляюсь, испугавшись, что меня сдует прочь. И чувствую, как платье с меня начинает срывать наизнанку вывернуло, подол над головой в узел завязывает! Ладно «наша советская мерилин лучше американской», но всему ведь есть мера и приличие! Совершенно не хочу «секс-символом» становиться, как та актрисулька мы с Лючией сейчас советских женщин вообще изображаем, а не конкретно наши персоны!
У нас девушки тут в штанах работают, произносит Токмаков слова по сценарию.
Если ради дела, то по-всякому можно, отвечаю я.
Эти слова конец эпизода. Ветер стих, наши платья стали как обычно, юбки колоколом у ног, мы с облегчением вздохнули и слышим: «Все готовьтесь, дубль два!» Сейчас нас снова раздевать будет?! А Карнович-Валуа-Токмаков с усмешкой смотрит и произносит мои же слова:
Если в интересах дела, то можно. Надо, товарищ инструктор, надо! Раз партия просит.
Настоящую Мерилин сюда, она бы сразу убежала с визгом а мы терпели! Когда наконец спустились, нас попросили поверх какие-то ватники надеть, и тоже на камеру засняли. Я тогда не поняла, зачем в сценарии вроде не было? И лишь после, при просмотре уже полностью смонтированного эпизода, мне захотелось сквозь пол провалиться да что же это вышло такое?
Говорят, что натурщицы художникам позировали не нагими, а в тонких трико. Вот и мы с Лючией, в легких платьях на ветру, с самого начала были такими, фигуры показывая в мельчайших подробностях! И длилось это намного дольше, чем у Мерилин, и ракурс был куда наглядней! И как мы бежим, и у нас подолы задувало между ног, и на лестнице сплошное бесстыдство, ну а наверху да там кадры, когда у меня юбка над головой, были самые пристойные, в сравнении с тем, как на мне все облепляло, и ведь я не видела это тогда! А уж под конец ужас!!! Кто сценарий изменил?!
У нас девушки тут в штанах работают, произносит Токмаков слова по сценарию.
Если ради дела, то по-всякому можно, отвечаю я.
Эти слова конец эпизода. Ветер стих, наши платья стали как обычно, юбки колоколом у ног, мы с облегчением вздохнули и слышим: «Все готовьтесь, дубль два!» Сейчас нас снова раздевать будет?! А Карнович-Валуа-Токмаков с усмешкой смотрит и произносит мои же слова:
Если в интересах дела, то можно. Надо, товарищ инструктор, надо! Раз партия просит.
Настоящую Мерилин сюда, она бы сразу убежала с визгом а мы терпели! Когда наконец спустились, нас попросили поверх какие-то ватники надеть, и тоже на камеру засняли. Я тогда не поняла, зачем в сценарии вроде не было? И лишь после, при просмотре уже полностью смонтированного эпизода, мне захотелось сквозь пол провалиться да что же это вышло такое?
Говорят, что натурщицы художникам позировали не нагими, а в тонких трико. Вот и мы с Лючией, в легких платьях на ветру, с самого начала были такими, фигуры показывая в мельчайших подробностях! И длилось это намного дольше, чем у Мерилин, и ракурс был куда наглядней! И как мы бежим, и у нас подолы задувало между ног, и на лестнице сплошное бесстыдство, ну а наверху да там кадры, когда у меня юбка над головой, были самые пристойные, в сравнении с тем, как на мне все облепляло, и ведь я не видела это тогда! А уж под конец ужас!!! Кто сценарий изменил?!
Звоню режиссеру, злая, как собака! Александр Григорьевич ссылается на то что «ваш товарищ так сказал». Валька, сволочь, гад, ты что с нами сотворил! Как это выглядеть будет?! Репрессирую! Убью!
В сцене последней камера на нас наезжает, по пояс, по грудь, по плечи, только лица, как нам волосы рвет и лица юбками захлестывает, так что мы словно тонем в ветре, так по сценарию должно быть, «режиссерская находка». Но Валька достал где-то еще два куска такой же ткани, как наши платья. И на экране, после слов Токмакова и моих (и еще Лючия вскрикнула, ей тоже показалось, что нас с помоста унесет) два треплющихся бесформенных лоскута улетают в небо, на фоне облаков. А после, внизу, мы в ватниках, в кадре по пояс, платьев не видно совсем. Что случилось домысливайте сами!
Как я Вальку не прибила, когда увидела, не знаю сама. Орала на него, не стесняясь Пономаренко! И требовала это бесстыдство из фильма убрать! А Пантелеймон Кондратьевич лишь усмехался, а затем выдал:
А мне понравилось! Идейно все получилось как вы, Анна Петровна, рассказывали про ваш партизанский отряд и связную из Минска, как она с донесением шла, ей реку переплыть надо было, и узелок с одеждой утопила, зато донесение и личное оружие спасла. И почти сутки еще пробиралась по лесу почти нагишом, хорошо что тепло было, но комары. И никто в отряде ее бесстыжей не назвал кстати, как ее звали, не помните?[23] Также, фильм внимательно смотря, никакой обнаженки я там не узрел, только ваши лица и руки, все строго облико морале. А что кто-то выдумать может, по своей испорченности так кто за дураков отвечает? «Безобразие убрать» ну, Аня, вы скажете, у вас обеих там великолепные фигуры, стройные и подтянутые, как на физкультурный парад! Нет там никакого неприличия уж никак не больше, чем на пляже или шествии спортсменок. Впрочем, красавицы вы мои, давайте вы у себя дома, у своих мужей спросите, можете их в удобное время на просмотр пригласить. А я у товарища Сталина, что он скажет. Но мое личное мнение, и я его Вождю выскажу да Мерилин, которая ту сцену еще не сняла, от зависти убьется, и в то же время приличия полностью соблюдены, строго по-советски! Аня, уж вам-то хорошо знакомо: вот идете вы, или другая советская женщина, самых строгих правил и морали, в таком платье, как на вас сейчас, и вдруг ветер подует и что, она сразу «легкого поведения» стала?