Два авиамотора пропеллеры крутят, ветер создают, пыль по съемочной площадке летит столбами. Я только попросила эти агрегаты с земли поднять, чтобы дуло чуть сверху вниз и нам юбки не задирало мы девушки советские, приличные, а не какие-то там мерилин! Одеты по обычной советской моде, платья с юбками солнце-клеш длины миди (у меня крепдешиновое, у «студентки Маши» из дешевого ситчика в горошек) и широкополые шляпки (у Лючии простая соломенная, с шелковой ленточкой, у меня более нарядная и с вуалью), этот головной убор не считается больше «буржуазным» сначала среди «инквизиторш» в обиход вошел, еще на Севере, затем стал статусным для жен начальства, сотрудниц аппарата, а также у богемы. Остальные все, кто в кадре, выглядят по-рабочему штаны из джинсы (ну очень ткань схожа), у некоторых даже с заклепками в кино из иного будущего за уличную массовку бы сошли, ну а здесь исключительно прозодежда, прочная, немаркая, даже ассистентки, помощницы режиссера, бегают по площадке не в штанах а в платьях, подолы прихватывая от ветра, косынки на головах трепещут, как флажки. Я шляпу за край придерживаю, чтобы не слетела прежде времени, в сценарии прописанном, и вуаль опустила, чтоб не порошило глаза. «В соответствии с вашими предпочтениями» ну да, люблю «пусть сильнее грянет буря», а затишье отчего-то вызывает у меня тоску, но кто об этом Пономаренко доложил?
Почему стоим? орет Дерябин, начальник стройки.
Так ветер же, Игорь Родионович, по инструкции нельзя! Токмаков.
Перестраховщики, конец месяца, что мы в центр доложим! Дерябин.
Доложите об аварии, если случится? Или берете ответственность на себя? это уже мои слова. На что Дерябин лишь рукой машет и уходит.
У нас так и неделю дуть может, пока еще ничего, а вот после раздуется тихо говорит старый рабочий.
Все по местам, начать подъем! реашет Токмаков.
Здоровенная труба отрывается от земли и плывет по воздуху на тросах. И тут помреж приказывает (строго по сценарию), чтобы подуло сильнее как буря с грозой, когда против ветра трудно идти. У нас платья треплет вот не пойму, как раньше женщины ходили в кринолинах и не боялись стать «унесенными ветром», ведь это там, где Скарлетт жила, такие бури бывают, что улетают даже дома? Жаль, что не довелось мне встретиться с Вивьен Ли, когда она у нас на «Совэкспортфильме» снялась сразу в трех картинах[22], я тогда плотно на Севмаш была завязана, затем Киев был, а после у меня Владик родился, с ним сидела, из Москвы никуда. Вивьен Ли в сорок пятом домой вернулась, вот интересно, если она этот фильм, где мы сейчас снимаемся, увидит, то что скажет про наши роли? Стоим перед камерами на самом ветру и смотрим, как трубу в воздухе мотает (и еще ее снизу тросами дергают, для достоверности). А ведь по жизни так нельзя было, в мирное время! А если бы и впрямь авария, да еще с жертвами? На войне можно там всегда по грани, и шанс считается, проскочит или нет? А Токмаков по сценарию бывший офицер выходит, не всегда надо в жизни как в бой на войне главное победа, а за ценой не постоим, ну а когда мир, то можно и нужно с осторожностью? Значит, и в игре, на киносьемках, я ценный опыт увидела? И моей героине обоснование зачем она сейчас за Токмаковым наверх полезет? Да потому что поняла, что тоже виновата, не остановила а значит, и отвечает!
Ну вот зачем в кино столько дублей одного и того же? Чтобы после самый удачный выбрать, ну а прочие как пристрелка? Но тогда и «девять не лучших к одному хорошему» тоже необходимы? Так неужели сам товарищ Сталин ошибся? Или он не то имел в виду? И ведь не только повтор камера ракурс меняет, освещение, и ветер то слабее, то сильнее. Еще дубль, да сколько их там? Снято наконец!
Следующая сцена. Токмаков идет сквозь летящую пыль, широкими шагами, а мы с Лючией за ним бежим, за шляпки держась, нас в спину толкает, платья облепляет и рвет. Лестница наверх, как корабельный трап крутая не взявшись за поручни, не подняться. Камера на меня, крупный план я шляпу отпускаю, ее тотчас срывает и уносит, вслед даже не смотрю, скорее наверх. А Маша-Лючия по сценарию чуть задерживается, ей хочется самой нарядной быть перед предметом своего обожания затем решает, что любимый человек куда важнее, чем какая-то шляпка. При съемке того эпизода у меня и у Лючии шляп было по нескольку штук одинаковых, поскольку после нескольких дублей головные уборы так мялись, ломались, изваливались в пыли, что теряли экранный вид, да и надевать на прическу было неприятно. По трапу взбегаем хорошо, что я и Лючия в отличной физической форме, лестница крутая, а надо именно взбежать, и не один раз. Волосы треплет так, что кажется, еще чуть-чуть, и с головы сдует как парик, у Лючии тоже, и ассистентки внизу бегают растрепанные, прически бесятся, все косынки посрывало!
Мы как косматые ведьмы, смеется Лючия. Ай! Аня, держи подол!
Сцена на помосте. Земля рядом а на экране выглядит, будто ужасно высоко. За перила держусь изображаю, что высоты боюсь, а долг сильнее. Ветер снизу, нам платья вздувает и закидывает на плечи и камера на нас, крупным планом! Но я знаю, что в кадре мы не в полный рост, а по пояс, так что зрители ничего такого не увидят. И товарищи из киногруппы тоже, под платьями у нас узкие нижние юбки надеты, специально на этот эпизод. Захотелось кому-то (неужели самому Пономаренко) эпизод в стиле «советской мерилин» (не снят еще тот фильм в Голливуде) пожалуйста, покажем, что мы тоже не бесполые, не монашки! Вот только у нас это не просто так, а часть подвига трудового когда общее дело для наших советских женщин всего важнее! И, повторяю, на экране все будет выглядеть пристойно я сценарий читала. И утвердила уже властью представителя партии, а не одной из актрис!