Было около шести часов вечера, когда в кабинете председателя комиссии раздался телефонный звонок. Буланже вместе со мною в это время гулял в садике возле павильона. К телефону подошел курьер, которому было приказано срочно разыскать Буланже и передать ему, чтобы он немедленно ехал в в Наркомзем, где его ждет Середа. Когда Буланже доложили об этом, он велел вызвать машину и сказал мне: «Произошло что-нибудь исключительно важное: Середа, очевидно, вернулся с заседания Совнаркома. Прошу вас, дождитесь моего возвращения, я едва ли там долго задержусь. Надо будет переговорить и посоветоваться с вами». Буланже также попросил меня позвонить Нахимову и предупредить его, чтобы он никуда не отлучался. Затем Павел Александрович уехал на Пречистенский бульвар там, в особняке Рябушинского, помещался тогда Народный комиссариат земледелия.
Я позвонил Нахимову. Он ответил, что сейчас же приедет в Скаковой павильон и вместе со мною будет дожидаться возвращения Буланже. Когда Буланже приехал, мы вот что услышали: «Надо срочно эвакуировать Хреновской завод. Таково распоряжение Середы. Иначе завод попадет к белым». Затем Буланже добавил, что завтра в двенадцать часов дня его вагон с охраной будет прицеплен к ростовскому поезду и он опять поедет в Хреновую. Он вызвал Минеева (тот жил неподалеку, при отделе животноводства) и сказал Ческиной, чтобы она готовилась в дорогу.
Буланже был очень встревожен и не скрывал этого. Прежде всего надлежало найти место, куда можно было перевезти лошадей. Разместить такое количество голов было нелегко даже в мирное время, а теперь, когда крупнейшие имения были уже разгромлены, стало трудно осуществимой задачей. Оказалось, разместить хреновских лошадей можно только в двух уцелевших заводах Прилепах и Новотомникове. Решили сто пятьдесят лошадей отправить в Прилепы, остальных в Новотомниково, а худших оставить в Хреновой. Ядро завода, производителей и маток, по моему предложению решили разбить на две группы одна пойдет в Прилепы, другая в Новотомниково. Главное, спасти основу племсостава: даже если все остальные лошади погибнут, Хреновской завод возродится, а стало быть, не погибнет орловская порода. С этим согласились все. Опять-таки по моей инициативе было решено в принудительном порядке эвакуировать и персонал. «С этим придется повозиться, сказал Буланже. Все они там уроженцы и жители Хреновой, имеют в слободе свои дома. Но я понимаю, что это необходимо». Я спросил, не могу ли я быть полезен во время эвакуации. Буланже ответил, что даже очень, но по политическим соображениям мой приезд неудобен.
Буланже вернулся через десять дней и сделал доклад на пленуме комиссии. Оказалось, что белые задержаны, непосредственная опасность Хреновой не угрожает, но в Хреновой оставлен Минеев, с тем чтобы по первому требованию эвакуировать завод. Все было наготове, и, по мнению Буланже, можно было не тревожиться за судьбу завода. Комиссия с удовлетворением выслушала Буланже, одобрила его доклад и дала добавочные указания относительно того, куда следует направить отделение тяжеловозов. В тот же день об этом телеграфировали в Хреновую. Казалось, что все возможные меры приняты, все предусмотрено, и не один я, а многие охотники и сторонники орловского рысака вздохнули легко. Однако всех нас ждал сюрприз.
Облеченный чрезвычайными полномочиями Минеев, человек жестокий и мстительный, очень подозрительный и завистливый, недалекий и самолюбивый, почти малограмотный, стал слушать кое-кого из старых хреновских служащих. Ему нашептывали, что план эвакуации плох, что все это дело рук Бутовича помещика и барина, а стало быть, врага. Они нашептывали Минееву, что, мол, спасут Хреновской завод получше, чем Бутович. За этим крылся шкурный интерес: раз лошадей уведут, то завод сократится, сократятся и штаты, а это никому не было на руку. Все высказывались против плана Буланже. Минеев знал, что это мой план, а потому возомнил, что, разоблачив Бутовича и Буланже, он чуть ли не Республику спасет, отличится и прославится. И Минеев позволил себе изменить порядок отправки лошадей. В результате самоуправства Минеева от недосмотра и голода погибли почти целиком производители и матки с тех пор собственно хреновских кровей в Хреновом не осталось. Что делать, видно, не судьба была спасти хреновское гнездо, и прав оказался покойный Карузо, говоря, что какой-то злой рок преследует орловского рысака. Боюсь только, что этот злой рок именуется русским человеком.
Облеченный чрезвычайными полномочиями Минеев, человек жестокий и мстительный, очень подозрительный и завистливый, недалекий и самолюбивый, почти малограмотный, стал слушать кое-кого из старых хреновских служащих. Ему нашептывали, что план эвакуации плох, что все это дело рук Бутовича помещика и барина, а стало быть, врага. Они нашептывали Минееву, что, мол, спасут Хреновской завод получше, чем Бутович. За этим крылся шкурный интерес: раз лошадей уведут, то завод сократится, сократятся и штаты, а это никому не было на руку. Все высказывались против плана Буланже. Минеев знал, что это мой план, а потому возомнил, что, разоблачив Бутовича и Буланже, он чуть ли не Республику спасет, отличится и прославится. И Минеев позволил себе изменить порядок отправки лошадей. В результате самоуправства Минеева от недосмотра и голода погибли почти целиком производители и матки с тех пор собственно хреновских кровей в Хреновом не осталось. Что делать, видно, не судьба была спасти хреновское гнездо, и прав оказался покойный Карузо, говоря, что какой-то злой рок преследует орловского рысака. Боюсь только, что этот злой рок именуется русским человеком.