Наступила Масленица. У Пузина на блинах было много народу. Как водится, выпили, и после этого хозяин решил показать свою тройку Орлу. О ней уже говорил весь город, и ее появления на катании ждали с нетерпением. Прошло не больше часа, и Пузин на тройке подъехал к дому. Его жена отказалась ехать, а я сел в сани. Пузин поехал в город и здесь несколько раз довольно резво промчался по главной улице. Затем он взял вверх по Болховской, и мы выехали на большую Болховскую дорогу, белой скатертью уходившую вдаль. Встречных было мало, и Пузин дал волю кореннику. Чёрт закинул голову назад и прибавил ходу. Мы неслись по белой равнине, подымая за собой облака снежной пыли. Становилось весело и хорошо. Пузин лихо сбил шапку набекрень, загикал, засвистал и стал посылать коренника. Тройка мчалась уже во всю прыть, а Чёрт все прибавлял и прибавлял ходу, не сбиваясь с рыси. Лошадь эта была действительно необыкновенно резва! Я наблюдал за ходом коренника и с удивлением увидел, что кровные пристяжки начинают отставать. «Поляки» не поспевают! громко смеясь, крикнул я Пузину. Каков Чёрт?!». Он захохотал в ответ и, вынув кнут, вытянул пристяжных. Тройка подхватила, и мы помчались во весь опор, рискуя каждую минуту вылететь из саней. Проскакав версты две, Пузин успокоил наконец тройку, поставил ее на шаг, и мы благополучно вернулись домой, прокатив в последний раз по главной улице города. Да, замечательная это была тройка рыжих! Приятно даже вспомнить, не только что ездить на таких лошадях
В дворянском гнезде
Наступил небольшой перерыв в работе Ремонтной комиссии, и я всецело отдался своей страсти коллекционера. Но Орел беден стариной, и все мои поиски оказались неудачными. Возвращаясь как-то домой, я встретил на главной улице города очень красивого старика, элегантного и изысканно одетого. Высокий рост, осанка и характерные длинные белые усы бросались в глаза, а его привлекательное, спокойное, одухотворенное лицо располагало к себе. Этот старик настолько меня заинтересовал, что я спросил о нем первого попавшегося прохожего. В губернском городе все знают друг друга, а потому моя любознательность была сейчас же удовлетворена. Красивый старик оказался бывшим орловским вице-губернатором Н. П. Галаховым.[146]
На следующий же день я сделал визит Галаховым и познакомился с этой милой семьей. Благообразного вида лакей в опрятном, даже щеголеватом фраке принял мою шинель и, взяв визитную карточку, поспешно удалился. Я оглянулся кругом. В настежь открытую дверь была видна гостиная. Я окинул ее взглядом и, как старый коллекционер, оценил и весь ансамбль, и качество отдельных вещей дивную карельскую березу, стильную, превосходной сохранности, к которой не прикасалась рука реставратора. Я вошел в гостиную и застыл очарованный: легкая, воздушная хрустальная люстра с синей грушевидной фигурой внутри была очень красива и хорошо гармонировала со старинной обстановкой. Множество мелких предметов, банкеток, жиронделей, трельяжей для цветов дополняли основной гарнитур и придавали уют. Позднее я узнал, что это была тургеневская гостиная, привезенная сюда из Спасского-Лутовинова, поскольку супруга Галахова была ближайшей родственницей и наследницей двух знаменитых русских писателей, Тургенева и Фета.
Навстречу мне спешил Галахов. Мы познакомились. Он провел меня в небольшую, почти квадратную комнату с двумя окнами, где мы застали Ольгу Васильевну за чайным столиком. Небольшого роста красивая старушка, изящно, но просто одетая, совсем седая, с румяными щеками, ясными, добрыми глазами и крошечными ручками, была удивительно привлекательна. Тут же были обе ее дочери и какая-то дама, пришедшая с визитом. Галахов представил меня жене и сам в удобной позе уселся у окна. Я оглянулся кругом. Это была гостиная-будуар хозяйки дома. Много мягкой мебели, подушек разных размеров на диванах и креслах, миниатюры по стенам, пузатые комоды и столики с фотографическими карточками родных и близких в стильных, дорогих рамочках, много фарфора, вышивок и разных «библо» вензелей, на всем этом печать красоты и того уюта, который умеют придавать своим комнатам только женщины. Возле хозяйки стоял чайный столик, кипел александровского времени пузатый чайник и ароматная, душистая влага разливалась по саксонским, тончайшего фарфора, чашкам. Хозяйка, казалось, была создана для этой обстановки, а эта обстановка создана для нее.
Мой визит продолжался недолго; я простился с хозяйкой и, получив приглашение у них бывать, откланялся и собрался уходить. Галахов пошел меня провожать, но в гостиной, как будто вспомнив о чем-то, спросил: «Ведь вы собираете портреты Сверчкова?» Я ответил утвердительно. Тогда Галахов дружески взял меня под руку и повел в кабинет. Кабинет мне понравился еще больше, чем гостиная. Это был, несомненно, лучший кабинет из карельской березы, который я когда-либо видел, и принадлежал он ранее Ивану Сергеевичу Тургеневу. Как хорош был письменный стол, книжные шкафы, кресла, диван-самосон с золотыми украшениями из левкаса, чистейшего александровского стиля. От всего веяло стариной, на всем лежал отпечаток благородства и патина (налет) времени. Я больше никогда и нигде не видел такого полного, гармоничного и цельного ансамбля вещей, такого типичного барского жилья. Это было настоящее дворянское гнездо, как его понимал и описывал Тургенев.[147]