Прошло еще несколько минут, и к горевшему дому сбежались люди. Наездники, повар, лакеи, конюхи и рабочие все кричали, метались, хватали что попадет под руку, несли во двор. Начали рвать занавески с окон и спасать то, что не нужно. С большим трудом я водворил порядок, криком подчинил себе всех, и мы начали сымать и выносить только картины. С поразительной быстротой, переходя из комнаты в комнату, мы спасли буквально все. Подбежали мужики из деревни. Огонь тем временем разрастался, горела крыша, и выхода через переднюю уже не было. Мгновенно выбили окна и дверь, которая вела на балкон, и стали выносить мебель, ковры и прочее имущество. Словом, все было спасено и на другой день не досчитались лишь кухонной посуды, закусок, вин и сигар, которых у меня был большой запас.
После спасения картин я вышел на двор, предоставив Ситникову распоряжаться спасением остального имущества. Мороз усилился, на дворе было светло как днем. Пламя уже бушевало вовсю; огненные языки его вились по карнизам и опускались все ниже и ниже, охватывая весь дом. Во дворе шум стоял невообразимый. Какие-то женщины плакали, мужики кричали, где-то выли собаки, а церковный колокол бил в набат, гулко разнося по окрестности весть о пожаре.
Внутри дома горело все: дым врывался в комнаты, сквозной ветер выл, огонь, треща, уничтожал все на своем пути. Последние люди выскочили из дома, где оставаться без риска для жизни уже было нельзя. Летели страшные секунды, усиливался гул, и наконец, с грохотом и треском рухнула крыша. Столб огня и искр высоко поднялся к небу, все было кончено: дом догорал, как свеча.
Долго стоял я, окруженный служащими, на пожарище и думал о том, что вот уж второй раз в жизни я горю и так же, как тогда, в далекой Маньчжурии, пожар произошел ночью. Если бы не бдительность ночного сторожа Магомета, несомненно, и картинная галерея, и все мое остальное имущество погибли бы в огне. Рядом с домом, в котором я жил, стоял небольшой деревянный флигель из четырех комнат. Это была типичная постройка дачного типа. Там я и прожил все время, пока строился новый дом. Я безотлагательно приступил к постройке. Вместе с Самокишем мы, приняв во внимание все расширявшуюся мою картинную галерею, решили строить дом, несколько приближавшийся к типу картинных галерей. А так как я уже дважды в своей жизни горел, камень, кирпич, железобетонные потолки, центральное отопление, отсутствие печей и каминов, пожарные краны и водопровод все это должно было служить гарантией против пожара. Дом в стиле ампир был закончен в 1915 году. Обошелся он в двести тысяч рублей и вышел вполне удачный, чрезвычайно удобный для размещения картинной галереи, и теперь я сожалею лишь о том, что в доме нет ни одного камина: это дает себя почувствовать осенью и зимой. Но в современных условиях революционной действительности это непоправимо
Мировая война и русская революция
Призыв на службу
Наступил переломный в истории России 1914 год, а с ним война и затем революция со всеми ее ужасными последствиями, бедами и несчастиями. Незадолго до объявления войны, я уехал из Прилеп в Москву, где было назначено общее собрание членов Московского бегового общества. На повестке стоял ряд важных вопросов, и потому ожидался большой приезд членов из провинции и Петербурга. Так и случилось: собрание было открыто при переполненном зале. Я сидел рядом с П. А. Стаховичем, одним из сыновей А. А. Стаховича, в то время он уже фактически ведал заводом отца. В чине генерал-лейтенанта он состоял не то при военном министре, не то при Генеральном штабе словом, это был свой человек в высших военных кругах.[125] Меня поразило то обстоятельство, что во время собрания Стахович был очень рассеян и даже имел удрученный вид. Я не мог не спросить, почему он так расстроен, ответ его крайне удивил меня. Стахович сказал буквально следующее: «Война неизбежна, это вопрос нескольких дней. А с ней придет революция».
Я с недоверием посмотрел на Стаховича и возразил ему, что вести теперь войну, которая, несомненно, превратится в общеевропейскую, чистейшее безумие и правительства никогда на это не пойдут. «Я уверен, что в конце концов все уладится, и хотя положение в Европе в связи с убийством австрийского эрцгерцога чрезвычайно напряженное, все пройдет и войны не будет». «Вы неверно оцениваете события. Война будет», последовал ответ. «Это ужасно! Но если немцы спровоцируют войну, мы их расколотим. Поднявший меч от меча и погибнет!» закончил я. Стахович покачал головой: для него исход войны не был так ясен. В случае войны, по плану мобилизации он был должен формировать кавалерийскую дивизию и с ней направиться на театр военных действий. Я, будучи офицером запаса, с объявлением войны был бы немедленно призван. Этот разговор со Стаховичем произвел на меня такое впечатление, что я на другое же утро уехал домой, желая на всякий случай подготовиться к возможному призыву в ряды действующей армии.
Ежедневно рано утром особый нарочный скакал в Тулу за газетами, к 12 часам дня я жадно погружался в чтение и с ужасом видел, что положение ухудшается все больше и война в самом деле неизбежна. Настроение в деревне было тревожное: у людей работа валилась из рук, начинали выть бабы все были уверены, что вот-вот будет объявлена война.