Филипп Ермолаевич перевел дыхание и глухо закашлялся, мелко содрогаясь тщедушным телом. Вытер платочком навернувшиеся на глаза от потуги слезы.
Вишь, душит, зараза, слова не дает сказать, продолжил он. Того и гляди, придавит, что душа из тела вон. А глухие, как ты, долго живут, у них других болячек нет.
Филя, тоби, мабуть допоможе редька з мэдом, отозвалась Ганна. Скильки рокив пьешь бронхолитин и солутан, а ниякого ладу. Тилькы кошты задарама вытрачаешь. И тютюн смалыты не треба.
Поможет твоя редька, которая хрена не слаще, как мертвому припарка, усмехнулся Уваров в поседевшие и обвисшие по краям усы. Ты бы лучше перцовки купила или не поленилась и самогон согнала. У тебя он крепкий и злой получается. Эта самое лучшее лекарство после баньки, стаканчик-другой. Заменяет и таблетки, и микстуры.
Кошты нема, а цукор тильки до чаю залышывся.
Для себя ты, старая, гроши всегда находишь. В чулке, наверное, прячешь или в матрасе, упрекнул он супругу. А для мужа у тебя кукиш с маком припасен. Не жизнь, а сплошная мука, поэтому и помирать не жалко.
Я кожен тыждень на рынке товкусь. Молоко, сметану и творог продаю, парировала она упрек. Ниг пид собою не чую, ось як тяжко кошты заробляты.
А я что ж, по-твоему, на печи сижу и баклуши бью? возмутился Уваров. За коровой и птицей ухаживаю, весь навозом пропах. Все хозяйство на мне, да еще надо дров нарубить и печь растопить, пока ты там на рынке семечки лузгаешь и лясы точишь.
А я тоби сниданок та вечерю, готую.
Ладно, Ганна, у тебя язык, что помело, не переспоришь. Я те слово, а ты два, палец в рот не клади, откусишь, рассердился он. Мало, что глухая, а гонору на троих, хохлуха ты упертая.
А ты москаль поганый, прошипела она и это вывело его из равновесия.
Не чипай, Ганка, бо видгепаю, сурово произнес Филипп Ермолаевич, приподнявшись со стула. Эта угроза подействовала на нее отрезвляюще и панически. Она втянула и без того короткую шею в жирные плечи, а он для убедительности произнес:
Не чипай, Ганка, бо видгепаю, сурово произнес Филипп Ермолаевич, приподнявшись со стула. Эта угроза подействовала на нее отрезвляюще и панически. Она втянула и без того короткую шею в жирные плечи, а он для убедительности произнес:
Не гляди, что я доходяга, сила в кулаках еще есть.
Сила е, ума не треба, прошептала Ганна, опасливо косясь, черными, как у цыганки зрачками, на мужа. Он изредка, по пьяной лавочке, бил ее для профилактики за сварливый характер. На сей раз, пропустил ее шипение мимо ушей, лишь посетовал:
Сбила ты, Ганка, своим острым языком меня с понталыку. Я вот о чем хотел сказать. Надобно меня заранее собрать в последний путь, всякие там причиндалы. Жизня нонча пошла такая, если сам о себе не похлопочешь, то никто и пальцем не пошевелит.
Сынку Петро в турботах не зальшыть, напомнила она.
У него своя семья, вечные заботы, на все деньги и время требуется, махнул он рукой. Пока из Хабаровска доберется, рак под горой свистнет. Надо, чтобы все было готово, гроб, крест, венки, черные ленты и что на стол подать за упокой души раба божьего. Прежде, когда не было бардака и нищеты, людей хоронили чинно, благопристойно, с музыкой, и то на черный день деньги копили. Доигрались политики, все сбережения коту под хвост пошли, инфляция-махинация многих честных тружеников превратила в нищих. Нашим родителям еще повезло, успели вовремя помереть. Проводили их на погост всем селом, поминки мы справили от всей души. Иные свадьбу дак не играют. Им на нас грех обижаться.
Воны, майже, задоволены, подтвердила Ганна Назаровна, насупившись.
Открыла дверцу и бросила в жарко пылающее оранжевое чрево печи два полена.
Дрова то, Ганка, побереги, поди не в лесу, а в степи присивашской живем, напомнил он. Итак жарко, продыху нет, а впереди зима лютая. Дрова кончатся, будешь кизяком печку топить, коровьим ароматом дышать.
Чомусь я дюже змерзла, Филя, пожаловалась она, но муж оставил ее слова без внимания, лишь хмыкнул. У тебя сала, как у Хавроньи, поди, не озябнешь среди осени. Я вот об чем. На прошлой неделе я побывал в райцентре. Тепереча там не то, что давеча. Зашел для интереса в это бюро печальных услуг
Мабуть, ритуальных, со знанием дела поправила она.
Не встревай, когда я речь толкаю, грубо оборвал ее Филипп Ермолаевич. По мне дак без разницы, что печальных, что ритуальных. Для покойников там разный товар выставлен. Увидел я зашарпанный гроб и чуть не околел на месте. Стоит он пятьсот гривен, а хилый венок из бумажных цветов и листьев двадцать тридцать гривен. Вот я кумекаю, хорошо бы помереть в разгар весны или лета, когда тепло, птицы поют и цветов живых много. Тогда и деньги можно сэкономить. Ганна, я решил, что гроб и крест для себя смастерю сам. Слава Богу, с пилой и рубанком еще могу управиться. Дюже ты, Филя, хитрющий. А хто мэнэ труна зробыть? озадачила она его неожиданным вопросом.
Верно, я об этом не подумал, почесал Уваров затылок. На два гроба у меня досок не хватит. Пока придется смастерить один. Дерево нынче дорогое. Кто раньше помрет, того и похороним.
Можа другый з фанеры?
С фанеры? Во придумала, глупая баба, канарейку, что ль собираемся хоронить? проворчал он. Можно из цинка, аль железа. Так, весь металл за кордон вывезли. Рельсы уже разбирают, бидоны и миски со дворов тащат