Правда, в скором времени после Победы одна из работниц фабрики открыто заявила: «Сырья на фабрике не хватает, заработок низкий, но и его вовремя не получаешь. Я и мои дети только и мечтаем в день получки досыта поесть хлеба и картошки». Но тут ничего не поделаешь, время тяжелое, послевоенное.
* * *
Рядом же располагался и фабричный клуб, построенный в 1930-е. Он одно время был известен как Московский театр обороны. Но спектакли здесь, за исключением, пожалуй, одного представления «Царская и Красная армия», давались более или менее мирные «Честный король» М. Новоселова, «Гордость нации» А. Клаус, «Первый приз» В. Квасницкого и «Генрих IV» В. Шекспира.
Впрочем, гораздо большей популярностью клуб начал пользоваться, когда в нем стал действовать филиал кинотеатра «Иллюзион». Киноклассика всегда была в чести у москвичей.
Увы, до наших дней клуб не дожил.
* * *
В переулках же за фабрикой находится дом Рябушинских (1-й Голутвинский пер., 10/8) тех самых, у которых господин Истомин приобрел землю для строительства ткацкого предприятия.
Здесь впоследствии была открыта знаменитая Народная столовая, в которой ежедневно и бесплатно обедали три сотни человек.
Господа Рябушинские были не чужды человеколюбивых деяний.
Обманный фасад
Жилой дом (Большая Полянка, 3) построен в 1939 году по проекту архитекторов А. Бурова и Б. Блохина.
Эту часть Москвы довольно колоритно описал известный стихотворец Аполлон Григорьев: «Бывали ли вы в Замоскворечье?.. Его не раз изображали сатирически; кто не изображал его так? Право, только ленивый!.. Но до сих пор никто, даже Островский, не коснулся его поэтических сторон. А эти стороны есть ну, хоть на первый раз внешние, наружные. Во-первых, уж то хорошо, что чем дальше идете вы вглубь, тем более Замоскворечье тонет перед вами в зеленых садах; во-вторых, в нем улицы и переулки расходились так свободно, что явным образом они росли, а не делались Вы, пожалуй, в них заблудитесь, но хорошо заблудитесь
Я мог бы пойти с вами по правой жиле, и притом пойти по ней в ее праздничную, торжественную минуту, в ясное утро 19 августа, когда чуть что не от самого Кремля движутся огромные массы народа за крестным ходом к Донскому монастырю, и все тротуары полны празднично разрядившимся народонаселением правого Замоскворечья, и воздух дрожит от звона колоколов старых церквей, и все как-то чему-то радуется, чем-то живет, живет смесью, пожалуй, самых мелочных интересов с интересом крупным ли, нет ли не знаю, но общим, хоть и смутно, но общественным на минуту. И право, я ведь неисправимый, закоренелый москвич, хорошая это минута Но мы не пойдем с вами по этой жиле, а пойдем по левой, при первом входе в которую вас встречает большой дом итальянской, и хорошей итальянской архитектуры. Долго идем мы по этой жиле, и ничто особенное не поражает вас. Дома как дома, большею частью каменные и хорошие, только явно назначенные для замкнутой семейной жизни, оберегаемой и заборами с гвоздями, и по ночам сторожевыми псами на цепи; от внезапного яростного лая которого-нибудь из них, вскочившего в припадке ревности и усердия на самый забор, вздрогнут ваши нервы. Между каменных домов проскачут как-нибудь и деревянные, маленькие, низенькие, но какие-то запущенные, как-то неприветливо глядящие, как-то сознающие, что они тут не на месте на этой хорошей, широкой и большой улице».
«Большого дома хорошей итальянской архитектуры» больше нет. А дом ведь и впрямь был хорош выстроен архитектором Василием Баженовым для московского аптекаря Иоганна Вольфа. Правда, по прошествии немногих лет дом перестроил для Ивана Прозоровского другой великий архитектор Матвей Казаков.
Дом некоторое время служил доходным и менял владельцев. В нем иной раз случались незначительные бытовые происшествия, о которых, тем не менее, писали ушлые газетчики: «30 августа на Полянке в доме Полякова еврей Самуил Раскин, уходя со своим семейством в синагогу, оставил в квартире дочь, двенадцатилетнюю девочку, и велел ей разогреть в керосиновой печке обед. Девочка, исполняя приказание, поставила печку на стол и зажгла в ней фитили, при чем случился такой казус, что печка внезапно вся распаялась, и воспламенившийся керосин разлился по столу, который и загорелся. Испугавшаяся девочка отворила двери квартиры, начала кричать; сбежались жильцы дома, которые и успели починить пожар».
Мораль: уходя в синагогу, не оставляйте дома дочерей не оберетесь потом казусов.
В тридцатые годы двадцатого века дом сломали, вместо него красуется первая нынешняя достопримечательность дома 1, 3, 7 и 9. Они так ладно смотрятся вместе, что хочется воспринимать их единым градостроительным комплексом. Хотя построены эти дома не только по проектам разных архитекторов, но и в эпохи тоже разные. Два первых в советское время (как раз на месте снесенного дома), а последние до революции.
Очень занимателен дом 3. Выстроен он архитектором Андреем Буровым, и кажется, что облицован этот дом объемными затейливыми плиточками. И только если близко-близко подойдешь к фасаду, то поймешь плиточка-то нарисованная.