— Я пришел поговорить, и ничего более. Мне нет дела ни до Реджиса, ни до того, приложил ли ты руку к смещению паши Пуука много лет назад. Город нужен живым, а не мертвым, ведь так?
— Да, конечно, — согласился хафлинг, заметно дрожа. Он чуть перекатился вперед, пытаясь сесть, и лишь тогда Энтрери заметил цепь, прикованную к толстому кольцу вокруг его левой лодыжки. В конце концов толстяк оставил попытки и снова откинулся назад. — Старая рана, — пояснил он.
Энтрери пропустил мимо ушей нелепое оправдание. Он подошел еще ближе, нагнулся над хафлингом и отодвинул складки его одежды, чтобы получше разглядеть кандалы.
— Я только недавно вернулся, — сказал он. — И надеялся, что Дондон посвятит меня в подробности всего, что происходит в городе.
— Всюду опасность и жестокость, куда ж без этого, — ответил толстяк со смехом, перешедшим в мокрый кашель.
— Кто у власти? — очень серьезно спросил Энтрери. — Какая гильдия сейчас верховодит, какие у нее солдаты?
— Хотелось бы оказать тебе услугу, друг мой, — волнуясь, ответил хафлинг. — Правда-правда. Я бы ничего от тебя не утаил. Ни за что! Но ты же видишь, — добавил он, приподнимая скованную лодыжку, — меня теперь почти не выпускают.
— И долго ты здесь?
— Три года.
Энтрери недоуменно и с неприязнью посмотрел на несчастного, потом недоверчиво рассмотрел довольно простой замок на оковах, с которым Дондону ничего не стоило справиться при помощи обычной шпильки для волос.
Поняв, о чем он думает, Дондон вскинул невозможно толстые руки. Его ладони так раздулись, что он даже не мог соединить кончики пальцев.
— Они уже плохо слушаются меня, — пояснил он. В душе Энтрери заклокотала ярость. Ему вдруг захотелось убить хафлинга и срезать с него драгоценным кинжалом весь жир слой за слоем. Но вместо этого он наклонился к замку, бесцеремонно повертел его, проверяя, нет ли каких хитростей, и потянулся за маленькой отмычкой.
— Не надо, — раздался у него за спиной высокий голос. Но убийца почувствовал чье-то присутствие еще прежде, чем прозвучали слова. Он развернулся, готовый метнуть зажатый в руке кинжал. Женщина-хафлинг, одетая в тонкую рубашку и брюки, с густыми вьющимися темными волосами и громадными карими глазами, стояла в дверях, подняв ладони и всем своим видом выражая миролюбие.
— Это будет плохо и для меня, и для тебя, — с легкой усмешкой договорила она.
— Не убивай ее, — взмолился Дондон, пытаясь схватить Энтрери за руку, однако промахнулся и упал на спину, хватая ртом воздух.
Энтрери, от которого ничто не ускользало, заметил, что обе женщины, прислуживавшие хафлингу, тайком потянулись одна к карману, другая к роскошным, по пояс, волосам, видимо, за оружием. Тогда он понял, что вновь пришедшая женщина была здесь главной.
— Двавел Тиггервиллис, к твоим услугам, — сказала она с изящным поклоном. — Услугам, но не прихотям, — с улыбкой уточнила она.
— Тиггервиллис? — негромко повторил Энтрери, оглядываясь на Дондона.
— Двоюродная сестра, — отозвался жирный хафлинг. — Самая влиятельная из хафлингов города и новая владелица «Медного муравья».
Убийца оглянулся на женщину, стоявшую совершенно непринужденно, руки в карманах.
— Ты, конечно, понимаешь, что я пришла сюда не одна, раз уж мне предстояло встретиться с человеком вроде Артемиса Энтрери, — сказала Двавел.
Представив, сколько хафлингов сейчас тайно следят за ним в этой комнате, Энтрери усмехнулся. Все происходящее было жалкой пародией на подобную ситуацию в покоях темного эльфа Джарлакса, наемника в Мензоберранзане.