Пока нет. Ветер только сильный, у меня лицо замерзло, пожаловалась девочка. Марина поправила ей шарф, подняв его повыше, чтобы он закрывал курносый нос сестренки.
Так лучше?
Ага. Марина?
Что?
Посопев немного, словно размышляя, стоит ли задавать вопрос, Саша все же решилась:
А нам сколько не хватило на билет?
Шесть рублей, ответила Марина, мысленно ругая себя за то, что не попросила у тети Маши чуть больше. Так, на всякий случай Впрочем, чего теперь вспоминать. Их новые опекуны не особенно-то и скрывали свое пренебрежительное отношение к ним. А уж когда Марина робко заикалась о карманных расходах, лица дяди Паши и тети Маши становились такими кислыми, словно у них просили завещать дом с дачным участком, а не двадцать рублей на мороженое
А почему тогда ты не сказала этой злой тете, что мы отдадим ей шесть рублей потом? В следующий раз?
Голос сестры вывел Марину из невеселых размышлений, и она со вздохом проговорила:
Им так не положено, Сашок. Если каждый будет обещать, а потом не возвращать деньги, то эту тетю выгонят с работы. Ей придется отдавать свои деньги.
Но мы-то честные!
Саша выглядела настолько потрясенной, словно даже не могла допустить мысли, что кто-то мог усомниться в их порядочности.
Мы бы вернули эти шесть рублей! Правда?
Правда.
Надо верить людям, убежденно сказала Саша. Надо верить и помогать друг другу!
«Эх, Сашок грустно подумала Марина. Какая же ты еще маленькая»
А почему нам никто не мог подарить эти шесть рублей? не унималась девочка. Это ведь немного? Да, Марина?
Да, Сашок. Шесть рублей совсем немного.
Желая сменить тему и видя, что сестра вновь намеревается что-то сказать, Марина торопливо спросила:
А ты кого больше любишь? Дядю Борю или тетю Лену?
Дядю Борю, не задумываясь, ответила Саша.
Это потому что он тебе ослика подарил? хитро улыбнувшись, спросила Марина.
Нет, подумав, ответила Саша. Дядя Боря добрый и хороший. А вот тетя Лена какая-то странная. По-моему, она какая-то нервная и все время недовольная.
«А я даже и не знаю, люблю ли я своих новых родителей, подумала Марина. Наверное, я готова их полюбить, если они полюбят нас».
И дядя Боря, то есть мой папа, никогда не отдаст нас, как отдали, помнишь? продолжала Саша.
Да, конечно, поспешила согласиться Марина.
Они подошли к развилке. Указатель, который стоял раньше у обочины, был давно сломан, и теперь вместо него из асфальта торчал ржавый обрезок трубы.
Нам туда? Или туда? задумалась Саша, глядя на уходящие вдаль дороги. Каждая из них выглядела совершенно одинаково.
Наверное, туда, неуверенно сказала Марина, прищурившись. Она кивнула в сторону дороги, уходящей налево. Ветер, словно играя, небрежно швырял в лицо девочкам колкие снежинки, и они ежились от холода.
Начинается снегопад, с авторитетным видом произнесла Саша и подергала сестру за рукав:
Когда мы уже придем? У меня ноги все замерзли.
Марина встревоженно закрутила головой.
Так куда идти? Направо? Или влево?
«Может, остановить машину? И спросить? А вдруг нас бесплатно подвезут?»
Эта мысль прибавила ей уверенности.
Она принялась «голосовать», но ни одна из проезжавших машин даже не притормозила мимо продрогших детей.
Пошли туда, решилась Марина и, взяв за руку сестру, двинулась направо.
Марина, небо темное стало, заметила Саша. Она на мгновенье остановилась, сняла со спины рюкзак и, отцепив от него плюшевого ослика, надела рюкзак обратно.
Бедный, ты тоже замерз, тихо сказала она, прижимая игрушку к груди.
Идем, Сашок, позвала Марина.
А мы успеем? Вдруг мы опоздаем и наши новые мама с папой уедут? вдруг спросила Саша, и Марина почувствовала, как глубоко внутри что-то неуклюже перевернулось.
Все будет хорошо, твердо сказала она.
Да, кивнула Саша, приободрившись. И мой папа, дядя Боря, купит мне еще одного ослика. Чтобы Тиму было не скучно, когда меня нет рядом.
Порывисто-хлесткий ветер заунывно выл, заставляя девочек опускать головы и жмуриться, спасая глаза от колючей снежной пыли. Сестры продолжали удаляться от развилки, не подозревая, что свернули с маршрута автобуса.
Небо стремительно темнело.
Сапог змеей метнулся к Керосину и, преодолевая брезгливость, затряс его, словно тот был тряпичной куклой. Прокисшей от зеленой плесени, смердящей куклой с липкими паклями волос.
Что ты знаешь, утырок? сквозь зубы проговорил уголовник. Его глаза полыхали огнем, ноздри раздувались, словно у разъяренного зверя.
Поможешь решить вопрос с Чингизом скажу, проскрежетал Керосин. Его голова вяло болталась из стороны в сторону, шапка слетела, обнажая облезлую проплешину на черепе с незаживающей язвой.
Что. Ты. Знаешь. Говори, гнида! взъярился Сапог.
Вместо ответа потрескавшиеся губы наркомана разъехались в стороны, показывая сморщенный язык в грязно-желтом налете.
Ты мне ничего не сделаешь. Потому что я кх!.. все про тебя знаю, хрипло прошептал Керосин.
Он хотел добавить что-то еще, но в следующее мгновенье массивный кулак Сапога с силой впечатался ему в лицо. Хрустнули зубы, из расплющенных губ хлынула кровь. Удар отшвырнул наркомана в сторону, словно влажную тряпку. Раздался глухой стук при падении Керосин приложился затылком об цементный пол и застыл, распластав в стороны руки, как если бы хотел заключить в объятия своих друзей.