Конечно, это нервы. Ненавижу свою слабость. Она напоминает мне о прошлом, о монотонной тишине в родном доме. И о моем отце, нагнетающем собственную злость, словно бурю.
Каждый раз, когда мне приходится кого-то убивать, я представляю на месте жертвы своего отца.
Береги себя, Рэй.
На мгновение передо мной предстает Майкл парень, которого никто не знает. Лицо у него открытое, как у мальчишки. И испуганное.
Лучше бы ты оставила тяжелую работу мне, добавляет он.
А зачем? Я прижимаю пальцы к губам, затем прикладываю их к его груди.
Таков наш знак. Мы оба сдержанны в выражении эмоций. Да и целоваться посреди Зомбиленда не следует.
До встречи на той стороне.
На той стороне, повторяет Тэк, выпрыгивает из фургона и рысцой бежит через мокрую улицу.
Я отсчитываю шестьдесят секунд, в последний раз проверяю снаряжение, опускаю зеркало и смотрю на свои зубы. Пистолет на месте, снаряды в правом кармане джинсов. Отлично. Снова начинаю считать. Постепенно я прихожу в себя. Хватит трястись, Рэйвен.
Я знаю свое дело. Мы все его знаем..
Иногда я мечтаю о том, как мы с Тэком возьмем и уйдем просто забьем на войну, борьбу и на сопротивление. Прощайте, не поминайте лихом. Мы двинемся на север и построим хоумстид. Мы справимся. Будем охотиться и ловить рыбу, выращивать, что получится. Заведем целый выводок ребятишек и притворимся, что остального мира не существует. Пусть себе проваливается в ад, если хочет.
Проходит две с половиной минуты. Я открываю дверцу и вылезаю наружу. Сточные канавы до сих пор полны водой, и в маленьких водоворотах кружат мятые стаканчики из-под кофе, сигаретные пачки и объявления.
Когда я распахиваю дверь клиники, мне кажется, что я попадаю в другую реальность: пушистый зеленый ковер, полированная мебель. Эффектные напольные часы в углу приемной. Неплохое место для того, чтобы умереть, если уж надо что-то выбирать.
Тэк находится у рецепции. Он барабанит пальцами по столу и едва удостаивает меня взглядом.
Прошу прощения, доктор, пищит лаборантка за столом, лихорадочно жмет на кнопки.
Пальцы у нее толстые, унизанные кольцами, которые глубоко впиваются в плоть.
Инспекция сегодня это наверняка какая-то ошибка! продолжает она.
Она есть в планах, произносит Тэк надменным тоном. Каждая клиника подлежит ежегодной проверке
Извините, встреваю в разговор я и подхожу к столу.
Я стараюсь идти немного странновато, зрелищности ради. Потом мы с Тэком посмеемся над этой сценой.
Извините! повторяю я немного громче.
Подождите, пожалуйста, бормочет девица, сняв телефонную трубку. Я очень сожалею, доктор, обращается она к Тэку. Вы даже не представляете, как мне неловко.
А вы не сожалейте, говорит Тэк. Вы найдите кого-нибудь из персонала.
Эй! Я опираюсь на стойку. Послушайте, я с вами разговариваю!
Мэм! Секретарша наверняка жутко перепугалась, что их клинику, скорей всего, прикроют из-за ее безалаберности. Я занята! Если вам назначено, то отметьтесь и присядьте
Что?! Я уже втянулась и теперь практически ору. Тэк весьма правдоподобно изображает отвращение. Я не собираюсь ждать! У меня сыпь, ясно! Я от нее свихнусь скоро!
Я расстегиваю пояс и начинаю уверенно спускать брюки. Тэк негодующе фыркает, а девица бросает телефонную трубку на рычаг.
Сюда, мэм, прошу вас.
Она хватает меня за руку. Я чувствую запах пота, пробивающийся сквозь духи. Секретарша стремительно тащит меня прочь от приемной и от Говарда Риверса, медицинского инспектора. Только бы я не навредила их репутации и перестала позорить их прекрасную клинику! Мы проходим через несколько двустворчатых дверей и оказываемся в длинном белом коридоре. Я ощущаю возбуждение и адреналин. Нащупываю в кармане джинсов плоскую бутылочку, открываю ее большим пальцем и позволяю содержимому вылиться на заранее заготовленную тряпку. Ацетон, жавелевая вода и тепло.
Не так хорошо, как фабричный хлороформ, но тоже ничего.
Врач скоро осмотрит вас, тараторит обозленная девица.
Она вталкивает меня в крошечный процедурный кабинет и замирает, взявшись за дверную ручку. Грудь ее вздымается под униформой.
Если вы подождете здесь начинает она.
Не стоит, говорю я и, шагнув вперед, прижимаю тряпку к ее лицу.
До чего же секретарша тяжелая!
«Развяжи меня, и я помогу тебе».
Его слова засели у меня в сознании, изводя и обещая. Я не думала, что смогу доверять этому парню. И это было бы предательством по отношению к Грандма и к остальным обитателям хоумстида. Ведь они приняли меня и Блу. Если меня застукают, если вор меня кинет, я, конечно, расплачусь за все. Тогда уже меня свяжут и запрут в комнате для больных, а группа будет решать, что со мной делать.
Но Блу не становилось лучше.
А я боялась всего на свете. Я была тогда одинокой тощей девчонкой, внезапно решившей убежать. Отец всегда говорил, что я жалкая дура, неудачница. Возможно, он был прав.
Я знала, что вор лишен страха. Я чувствовала. Даже смерть для него ничего не значила.
Когда Блу начала булькать и хрипеть во сне а потом застыла на десять секунд не дыша, я украла на кухне нож. Мои пальцы дрожали. Я помню это, потому что думала тогда о маминых руках в них дребезжало столовое серебро, и они трепетали, будто птицы буйные, неистовые Интересно, вспоминала ли она обо мне после того, как я ушла?