Но самая упрямая часть моей души до сих пор надеется.
Томас поднимает лежащий в углу шланг.
Я вынужден сделать это, тихо произносит он.
У меня все сжимается внутри. В последний раз меня обливали много лет назад. Тогда у меня треснуло ребро, и я целый месяц пролежала с высокой температурой. Меня не оставляли в покое яркие сны, полные пламени и лиц, кричащих на меня сквозь дым. Но сейчас я согласна.
Я мигом, обещает Томас.
Глаза его молят: «Прости».
И он включает воду.
Тогда
Девушка за кассой уставилась на меня с подозрением.
У вас нет удостоверения личности? осведомилась она.
Я же вам сказала: я забыла его дома.
Но я начала беспокоиться. Я проголодалась (по правде, есть хотелось всегда), и мне не понравилось кассирша с ее круглыми голубыми глазами. Шею она обмотала пестрым полупрозрачным шарфом. Он в общем-то не скрывал следов процедуры, будто его хозяйка была героем войны и с гордостью показывала всем свои боевые шрамы.
Хэлоуэй вам пара или кто? продолжала она и повертела его кредитную карточку в руках.
Муж! огрызнулась я.
Кассирша перевела взгляд на мою шею. Но я заранее старательно зачесала волосы вперед и нахлобучила шерстяную шапку на глаза, так что проблемный участок кожи был полностью скрыт от окружающих. Я переступила с ноги на ногу, но поняла, что чересчур суечусь.
Действие происходило в супермаркете «ИГА» в Дорчестере, через три дня после налета полиции на заведение Роулз. На движущейся ленте между нами кучей были свалены мои покупки. Жестяная банка с растворимым какао, два пакета лапши, гигиеническая помада, дезодорант, пакетик чипсов. Затхлый воздух пропитался дрожжами. После свирепого уличного ветра казалось, что в магазине жарко и душно, как в пустыне.
Почему я воспользовалась его карточкой? Не знаю. Может, я сделалась чрезмерно самоуверенной? Или мне на минуту захотелось притвориться, что я не беглянка и не прячусь в подвале вместе с другими беглецами (а всего нас было шесть). Наверное, я решила доказать миру, что и у меня есть дом и пара, в точности как у кассирши и законопослушных граждан.
Вдруг я устала от свободы?
Нам не полагается принимать карты без удостоверения личности, сообщила девица, нарушив паузу.
Я никогда ее не забуду. Черная челка и равнодушные мраморные глаза.
Если желаете, я могу позвать менеджера, заявила она.
У меня в голове сработала тревожная сигнализация. Менеджер представитель власти. Значит, проблем не оберешься.
Спасибо, не стоит.
Но та уже развернулась.
Тони! Эй, Тони! Кто-нибудь знает, где он? раздраженно крикнула кассирша. Одну минуту, ладно?
Я молниеносно сконцентрировалась. Как только девушка встала из-за кассы и исчезла в подсобке, я сунула гигиеническую помаду в карман, запихнула чипсы и лапшу за пазуху и удалилась. Когда до двери осталось несколько футов, позади раздался ее крик. Скорей же! Еще три шага, два
Но передо мной возник охранник. Он схватил меня за плечи. От него несло пивом.
Куда вы собрались, леди? осведомился он.
Спустя два дня я отправилась на автобусе обратно в Портленд. На сей раз меня сопровождала моя сестра, Кэрол, и, для пущей надежности, представительница Регулирующей комиссии по делам несовершеннолетних. Это была девятнадцатилетняя особа с прыщавым лицом, волосами, как пакля, и обручальным кольцом.
Я знала, что Кэрол не сумеет долго помалкивать, и оказалась права. Едва мы отъехали от автовокзала, как она напустилась на меня.
Почему ты такая эгоистка?! воскликнула она.
Кэрол недавно исполнилось шестнадцать (между нами почти ровно год разницы), но она вела себя, как сорокалетняя. Кэрол не расставалась с ридикюлем, надевала красные кожаные перчатки, предпочитала черные ботинки с квадратными носами и всегда гладила свои джинсы. Лицо у нее было узкое, а нос вздернутый, словно он не одобрял меня и мои действия.
Ты себе представляешь, как папа с мамой беспокоились? Им было неудобно!
Моя мать вызвалась пройти исцеление добровольно, одной из первых. Она отправилась на процедуру еще до того, как ту официально предписали населению. После трех десятилетий жизни в браке с моим отцом (он был очарователен и громогласен трезвым, злобен и говорлив пьяным и распутен всегда) она искренне возрадовалась исцелению. Мать тогда напоминала бездомного, который счастлив горячей еде, воде и крыше над головой. Затем наступила очередь ее мужа. Должна признаться, отцу это пошло на пользу. Он стал спокойным и практически бросил пить. Да и вообще перестал делать что-либо, поскольку до конца жизни нуждался в аппарате регулирования дыхания. Он только сидел перед телевизором или торчал перед верстаком, перебирая старые детали.
И что? буркнула я, нарисовала на запотевшем окне звездочку и стерла ее.
Кэрол нахмурилась.
Что?
Они беспокоились или испытывали неудобство? уточнила я, изображая на стекле сердце.
И то и другое, выпалила Кэрол, быстро протянула руку и стерла мой рисунок. Прекрати! шепнула она со страхом.
Никто не смотрит, огрызнулась я.
Почему-то лишь сейчас я почувствовала, насколько я вымоталась. Я возвращалась домой. Прощай беготня по пригородам, поиск легкой добычи, смеси стыда и восторга, когда все получалось. Не надо больше писать за складной ширмой посреди ночи, стараясь никого не разбудить. Меня исцелят немедленно, наверняка еще до конца недели.