Никто тебя не заставляет, милый. У тебя просто бзик на этот счет.
Эдвард подул в соломинку, и в бутылке что-то зловеще ухнуло.
Пета, а тебе нравится Филип?
Да, очень даже. Я его просто обожаю. Хотя когда он появился, я была от него не в восторге.
Мне тогда было лет двенадцать.
Он был какой-то особенный и без комплексов. Хотя он, наверно, чувствовал себя неловко, потому что дед, как всегда, возбудился, стал суетиться и хотел завещать поместье ему как единственному наследнику мужского пола, который может продолжить род.
Но для тебя-то какой облом!
Да я особо не переживала. Как тебе удается производить такие звуки?
Эдвард объяснил механику явления, и какое-то время окрестности оглашали мрачные стоны.
Я, правда, никогда не верила, что дед лишит меня наследства ради Филипа, сменила тактику Пета, опасаясь показаться неискренней. Но зачем было обнадеживать Филипа? Ведь он тоже живой человек.
Эдвард сел и стал бросать камешки в реку, чтобы услышать, как они булькают. При третьем броске он вдруг застыл с поднятой рукой, словно пораженный какой-то мыслью.
Господи, Пета, а вдруг Филип это вовсе не Филип?
Что ты имеешь в виду?
Боже мой, это просто потрясающе: допустим Филип это какой-то человек, который был знаком с настоящим Филипом в Америке. Тот мог умереть или что-нибудь в этом роде, и фальшивый Филип завладел его дневником и узнал про его детство, про деда и про нас, а потом приехал сюда и выдал себя за настоящего Филипа. И стал рассказывать всякие истории, о которых могли знать только мы и наш Филип. Когда тетя Энн отправилась в Америку?
Они уехали, когда Филипу было лет пять-шесть.
Ну, вот. А за это время Филип мог очень сильно измениться. И самозванцу даже необязательно многое помнить. Что взять с маленького несмышленыша!
А мы еще удивлялись, как странно ведет себя Филип, возвратившись домой, медленно произнесла Пета.
Я знаю. Что же тут удивительного. И он, наверное, здорово обработал деда, чтобы тот изменил завещание в его пользу.
Боже мой, Эдвард!
Ужасно, правда? Поедем домой и расскажем об этом всем.
Нет, нет, не делай глупостей, мы не должны об этом говорить ни одной живой душе будем просто следить за ним, как сумасшедшие, и собирать доказательства.
Тем не менее Пета немедленно вскочила и прыгнула в лодку.
Против течения идти было гораздо труднее, и по мере продвижения Эдвард все больше терял свою бодрую уверенность.
Честно говоря, я не вижу здесь особой разницы. У Филипа нет причин убивать деда, неважно, настоящий он или нет.
Дед мог внезапно разоблачить его! предположила Пета.
Черт, а ведь правда!
С другой стороны, у Филипа просто не было такой возможности, кем бы он там ни был. В тот вечер он и близко не подходил к павильону, а на следующее утро одевался у себя в комнате, когда прибежала Клэр и сказала, что дед умер.
Честно говоря, я не вижу здесь особой разницы. У Филипа нет причин убивать деда, неважно, настоящий он или нет.
Дед мог внезапно разоблачить его! предположила Пета.
Черт, а ведь правда!
С другой стороны, у Филипа просто не было такой возможности, кем бы он там ни был. В тот вечер он и близко не подходил к павильону, а на следующее утро одевался у себя в комнате, когда прибежала Клэр и сказала, что дед умер.
Она сказала, ей показалось, что он умер.
Они уставились друг на друга с противоположных концов лодки.
Но он был мертв уже вечером, заметила Пета. Он всю ночь просидел за столом.
Если только он не встал с постели и не ждал, когда ему принесут завтрак. Возможно, он просто сидел неподвижно, и Клэр решила, что он умер, а на самом деле он был жив.
Или у него был совсем крохотный сердечный приступ.
А Филип ворвался в комнату и, когда Клэр отвернулась, быстренько вкатил ему лошадиную дозу адренола, от которой дед и отдал концы. В общем-то, эта отрава была только у Филипа. И он так усиленно о ней упоминал, словно старался отвести от себя любые подозрения! И потом Филип отлично знал, как обстоит дело с дорожками, потому что провожал Стивена до ворот.
Шест, которым энергично работал Эдвард, чтобы поскорее сообщить семье свои волнующие догадки, в конце концов увяз в илистом дне. Он рывком попытался его вытащить и, пошатнувшись, с трудом удержал равновесие. Пета ринулась к нему, инстинктивно желая помочь.
Но, Эдвард Эдвард, осторожнее, дорогой! Но тогда получается, что Филип никак не мог убить деда. К утру тот уже несколько часов был мертв. Филип же сказал об этом Клэр. «Он мертв уже несколько часов» это ведь его слова
Но это ведь Филип сказал! воскликнул Эдвард и, окончательно потеряв равновесие, рухнул в воду, подняв фонтан брызг.
Пока родственники пытались успокоить свои расстроенные нервы, споря и обвиняя друг друга, бесконечно пререкаясь и перебегая из одного стана в другой со смешанным чувством раздражения, растерянности и стыда, инспектор Кокрилл рыскал по дому и саду, проявляя недюжинную бдительность. Временами он задавал какой-нибудь въедливый вопрос или стоял под дверью, бесцеремонно подслушивая, или злорадно подливал масло в огонь, неожиданно встревая в чужие разговоры. И все время подгонял своих людей, чтобы те шустрее искали завещание.