Да, глупо.
Не горюй, попросил Слонимский. Суждено найдется. А не найдется, значит, не суждено. Будешь без перламутровых.
Кворум
неНациональный проект
Кворум 1.0
Аэропорт Хитроу наполнил Марка Наймана ощущением заграницы. За раздвигающимися стеклянными дверьми Терминала 4 висел теплый немосковский апрель сырость воздуха и предчувствие скорого солнца.
Его Бомбардьер Челленджер 601 на девять человек был пуст: он прилетел один. Найман любил этот самолет. Купил давно первым из трех, но не хотел с ним расставаться, и по Европе летал только на нем. Для более дальних полетов имелся другой более дальний.
Из Хитроу Марк поехал на Итон Плэйс в Белгравии. Белые викторианские здания по периметру зеленого прямоугольника сквера, воздух, напоенный привилегированностью, словно здешние деревья выделяли не кислород, а деньги. Аня и девочки основную часть времени жили в поместье в графстве Суррей под Лондоном, и перед прилетом он попросил их приехать в лондонский дом, не хотел тащиться за город.
Марк перевез жену в Англию после юкосовского дела, и родившиеся здесь дочки плохо говорили по-русски. Говорили, конечно, потому что родители заставляли, и русская учительница с испуганными глазами и вечно виноватой улыбкой приходила трижды в неделю и мучила их диктантами из классики. Она старалась быть понезаметнее, слиться с бежевыми стенами особняка, одеваясь в пастельные тона, и ей это удавалось. Каждый раз, встречая ее на одном из пяти этажей, Марк с трудом вспоминал, кто она и почему здесь. Он был с ней вежлив, поскольку был вежлив со всеми, но не мог запомнить, как ее зовут.
По дороге домой ему позвонил Покровский. Обрадовался, узнав, что Найман в Лондоне, и попросил о встрече.
Марк Наумович, я тоже здесь, с Максом Строковым. Нам нужен час времени. Наедине.
Час было много. Найман приезжал в Лондон побыть с семьей, а не заниматься делами: дела оставались в России. Дела оставались в России вместе с другой жизнью, и вместе с той жизнью в России оставался другой он. В Лондоне Найман был муж и папа. А не Марик известный всей стране самый богатый человек восьмой части суши, главный российский олигарх. Он подозревал, что в России имеются люди и побогаче, но им удалось не попасть в первую строчку списка Форбса.
Час было много. Он приезжал в Лондон к семье, которую любил, и хотел быть с ними с Аней и девочками. И так уже пропустил прошлую неделю. Аня будет сердиться. Не скажет ничего, промолчит, как всегда, но ощущение, что она и дети для него не главное, у нее останется. А они главное. Аня главное. Несмотря на других женщин, случавшихся в его жизни все реже и реже.
Найману часто было стыдно, что Аня любит его больше, чем он заслуживал. Тогда он летел в Лондон и что-нибудь ей дарил.
Найман ценил чувство дома. С годами потребность в этом чувстве усиливалась, нарастала, заполняя его ровным покоем. И сама Аня была окутана этим ощущением покоя, будто теплым туманом, в котором сразу становилось легко и просто, и ее туман расплывался, заполняя мир вокруг. Все остальное манящие огни больших задач, бури бизнеса, молнии недолгих увлечений все тонуло в этом тумане, и он съедал ту, другую жизнь, жизнь помимо себя, жизнь за своими границами, и казалось, ничего, кроме этого теплого, покойного, уютного тумана, нет и быть не должно. Так белый утренний воздух над несущейся в ненужную даль рекой прячет ее, и лишь отдаленный гул течения слышен за его плотной завесой. Река пропала, и не нужно никуда плыть. Лег, укутался туманом и заснул.
Ему повезло с Аней: она не задавала вопросов. Оттого и ни к чему было врать.
Найман не хотел ее расстраивать. Лучше встретиться с Покровским и Строковым сейчас до приезда домой, чтобы потом ничто не отвлекало от семьи.
Если на час, то прямо сейчас. Потом не смогу уже до Москвы.
Где удобнее, Марк Наумович?
Он назвал место.
Суть изложил Покровский. Найман не любил Покровского, оттого что понимал его лучше других молодых российских миллиардеров, которые ему нравились. Они рассчитывали на себя и думали, что не зависят от жизни. Они думали, что жизнь зависит от них.
Покровский был переходным звеном. Вроде один из новых, но вырос в бизнесе по старым правилам. Найман знал его покровителей: люди из старого мира, занявшие место в новом, оттого что работали в правильных организациях. Люди, удержавшие страну на чекистском крючке. И поймавшие на тот же крючок таких, как Покровский.
Им подали обед в отдельной комнате закрытого клуба Уайтс. Найман не совсем понимал, зачем это нужно, но жившие в Лондоне друзья посоветовали выбрать клуб. Он вступил в два Девоншир в Сити, деловом районе Лондона, где собирались финансисты, и Уайтс на Сент-Джеймс-стрит старейший в Британии клуб аристократии, куда до сих пор не допускали женщин. Уайтс не принимал новых кандидатов, если их заявления не поддержаны минимум тридцатью пятью членами клуба, да и тогда особо не принимали, но Марка Наумовича Наймана приняли. Вероятно, посчитали его британским аристократом.
Время подошло. Покровский прожевал листья салата с тыквенными семечками и козьим сыром, проглотил. Запил белым вином. Мы пришли к выводу: время подошло. Нас мировую элиту ожидает насильственное перераспределение активов. Нужно решение создавшейся ситуации.