Лорд Галифакс вернулся из Оксфорда 14-го числа, когда Словацкий парламент объявил о независимости и государство Чехословакия перестало существовать. В этот же день президент Гаха был вызван в Берлин, где в результате давления с немецкой стороны ночью подписал установление над остатками чешской территории германского протектората. Галифакс приказал Кэдогану спроектировать телеграммы для Парижа и Берлина, а также подготовить для него речь к Палате лордов. 15 марта министр иностранных дел Британской империи так прокомментировал текущее положение дел: «По нашему мнению, ситуация стала радикально иной, как только Словацкий парламент объявил независимость Словакии. Эффект такого шага состоял в том, что государство, границы которого мы предлагали гарантировать, было разрушено изнутри и теперь прекратило свое существование, соответственно, правительство Его Величества не может считать себя больше связанным данным обязательством. <> Я не хочу прибегать к определенным обвинениям в супружеской измене, но не могу не признать, что то, что теперь произошло, рассматривается нами именно таким образом»492.
Он вызвал к себе немецкого посла, сделав ему строгий выговор: «Я могу понять вкус герра Гитлера к бескровным победам, но на днях ему придется столкнуться с чем-то, что бескровно не обойдется. <> Вывод, который все сделали в этой стране и за ее пределами, таков, что у немецкого правительства не было больше желания установить хорошие отношения с нашей страной и что оно было готово игнорировать мировую общественность, стремясь установить положение, в котором будет силой доминировать над Европой, а если получится, то и над всем миром»493.
Чемберлен посчитал Гитлера «обыкновенной маленькой свиньей». Премьер-министр увидел теперь с потрясающей четкостью то, что фюрер германского народа предал не только их договоренности, но и его, Невилла Чемберлена, лично. Слова Галифакса о «супружеской измене» это чувство в нем подхлестнули. Спустя два дня, 17 марта, в родном Бирмингеме накануне собственного 70-летия Чемберлен решительно выступил с критикой в адрес германской агрессии. Он заявлял, что сам герр Гитлер неоднократно подчеркивал, что чехи его больше не интересуют. «Это последнее нападение на небольшое государство или последуют новые? Или фактически это шаг к попытке силового доминирования над миром?»494 Премьер-министр был возмущен: «Я чувствую себя обязанным повторить, что в то время как я не готов подвергнуть нашу страну новым неясным обязательствам, не дающим гарантированного результата, куда бóльшей ошибкой было бы предполагать, что если страна полагает войну бессмысленным и жестоким исходом, она настолько разобщена, что не примет самое горячее участие в сопротивлении угрозам, если это когда-нибудь понадобится»495.
Подобный новый курс и жесткий язык удовлетворил лорда Галифакса. Казалось, все оценили это выступление премьер-министра по достоинству, но Невилл Чемберлен по своему обыкновению уже вовсю думал над тем, что еще можно сделать, чтобы все-таки не допустить новой мировой войны. Он понимал, что иметь дело с Гитлером после того, как он выбросил все свои собственные гарантии на ветер, уже не представляется возможным. Форин Оффис не имел конкретных предложений. Галифакс, до этого уже проявив невероятную активность, вновь уехал отдыхать. Чемберлен разработал план, который должен был поставить на обсуждение перед Кабинетом министров.
Посоветовавшись с Галифаксом перед его отъездом, премьер министр заручился поддержкой министра и представил свою схему Кабинету: «Единственная линия прогресса, которая представляется мне возможной после чехословацкого дела, это декларация четырех держав Британии, Франции, Польши и России, что они будут действовать вместе в случае дальнейших признаков немецких агрессивных стремлений. Я спроектировал формулу сам и отослал ее»496. Он получил полную поддержку правительства, и в 20-х числах марта означенным выше державам предложили подписать совместную декларацию, по которой в случае угрозы безопасности любого европейского государства их страны обязуются незамедлительно начать консультации об общих мерах сопротивления.
Французы поспешили в Лондон. В целом они соглашались на такую декларацию. Галифакс заявил на встрече, что теперь это был вопрос испытания немецкой агрессии в Западной или Восточной Европе. Бонне подчеркнул, что, помимо СССР, очень важно получить в союзники Польшу, поскольку советская помощь иначе будет неэффективной (поляки не хотели пропускать советские войска для помощи Чехословакии и вряд ли пропустили бы их без такого соглашения вновь). Согласен на такой проект был и СССР. Категорически отказывалась от подобных мер только Польша.
Здесь в дело вмешался британский министр иностранных дел. Год назад он говорил: «Вы должны жить с чертями, нравятся они вам или нет»497. В марте 1939 г. в роли черта, который все-таки дернул Чемберлена дать гарантии Польше, выступал сам лорд Галифакс. Несмотря на то, что поляки отвергли первоначальный план премьер-министра, который был объективно вывереннее и мог бы иметь должный эффект, Галифакс решительно вознамерился предоставить этой стране военные гарантии. Как сам он объяснял в мемуарах: «После марта и заключительного изнасилования Праги, не было больше возможности надеяться, что цели и стремления Гитлера могли быть ограничены какими-либо рамками. Жажда континентального или мирового господства, казалось, выливалась из него с абсолютным облегчением. Здесь действительно было самым простым несколько недель спустя дать гарантии Польше»498.