Английский посол Джеклинг начал свое выступления с замечания, что считает совершенно неправильным, когда советский посол говорит о незаконных действиях ФРГ в Западном Берлине. Джеклинг снова повторил, что верховная власть в западных секторах находится в руках трех держав и только они могут судить о том, что является там законным или незаконным. Поэтому английская сторона не может согласиться с советской точкой зрения. Далее Джеклинг сказал, что он полностью согласен с тем, чтобы подумать над заменой термина «доступ» описательным определением «движение лиц и грузов между ФРГ и Западным Берлином».
Джеклинг подтвердил, что три державы упоминали термин «транзит» в своем рабочем документе от 4 ноября 1970 г., однако он упоминался там «в определенном смысле, также имевшим описательный характер»[430]. Английский дипломат выразил мнения, что четыре державы должны договориться о движении лиц и грузов, осуществляемом в особых условиях, которые должны регулироваться особым соглашением. В этой связи, по его мнению, можно сослаться на коммюнике VI сессии СМИД, где речь шла о движении, а не о транзите[431].
Раш заявил, что он поддерживает замечания, высказанные его западными коллегами. Но посол США добавил, что если на это готова советская сторона, то три державы готовы были бы говорить в возможной договоренности и о доступе, и о транзитном сообщении. Это, добавил он, имело место в одном документе, который хотя и не признается западными державами, однако для СССР он существует. Речь идет о соглашении Зорин-Больц 1955 г., где говорится и о «транзите», и о «передвижении»[432].
В ответном слове Абрасимов указал, что замечания французского посла по поводу нежелания западной стороны считаться с суверенными правами ГДР следует «со всей определенностью отвести». Движение лиц и грузов между Западным Берлином и ФРГ проходит по коммуникациям ГДР и с этим непреложным фактом трем державам следует считаться, хотят они этого или нет. Четыре державы обсуждают этот вопрос не потому, что западные державы имеют какие-то права в отношении гражданского транзита, а именно потому, что в этом вопросе у них никаких прав нет и не было. Если они хотят действительно практических улучшений, то этот вопрос должен решаться с учетом суверенных прав ГДР. «Никакой иной возможности нет», подчеркнул Абрасимов[433].
Советский посол отвел также ссылки посла США на соглашение Зорин-Больц от 1955 г., участниками которого три западные державы не являлись и не могли поэтому выводить из него какие-то права для себя. К тому же слово «передвижение», отметил Абрасимов, употреблено там только в отношении воинских, а не гражданских перевозок. В коммюнике же VI сессии СМИД, на которое ссылался английский посол, говорится именно о транзитном сообщении, и нельзя произвольно выхватывать из документов лишь приемлемые для себя положения и умалчивать о действительном их содержании[434].
Английский посол, напомнил Абрасимов, говорил здесь о верховной власти трех держав в западных секторах. Никто, продолжал он, этого и не оспаривает, но почему-то у западных держав сразу нет никакой власти, когда от них требуют запретить, например, неонацистскую деятельность или сборища неонацистов[435].
В заключение Абрасимов обратил внимание трех послов на то, что они хранят упорное молчание и уклоняются от обсуждения вопросов политического присутствия ФРГ и недискриминации советских интересов в Западном Берлине. Советская сторона, подчеркнул он, ждет от трех послов четкого и недвусмысленного ответа на эти вопросы, без чего двигаться вперед было бы трудно[436].
Коммюнике об этой встрече четырех послов, состоявшейся 9 марта 1971 г., было составлено в осторожных и обтекаемых фразах: «Послы продолжили деловое обсуждение вопросов, являющихся предметом рассмотрения»[437].
Действительно, переговоры топтались на месте. В. М. Фалин, характеризуя сложившуюся на них ситуацию, писал: «Разговоры послов четырех держав о генеральном урегулировании выродились в способ ухода от урегулирования», а модель так называемого «технического решения» была призвана «под видом оформления сложившейся практики легализовать нарушение Западом норм, установленных Контрольным советом»[438]. Пессимисты говорили даже, что продолжать переговоры на базе уже внесенных предложений это то же самое, что и толочь воду в ступе.
Принимая в расчет обусловленность ратификации Московского договора прогрессом на переговорах по Западному Берлину, нужно было, по мнению Фалина, «выдвинуть на западноберлинских переговорах смелые инициативные предложения, отклонить которые три державы были бы не в состоянии, не теряя ореола радетелей города»[439].
Основные акценты в возможном урегулировании, озвученные Фалиным 17 марта 1971 г. на приеме делегации западногерманской молодежной организации «Юнге унион», сводились к следующему. «Что касается Западного Берлина, сказал он, то при взаимности достижимо как всеохватывающее, так и частичное урегулирование. Понятно, в основу транзитного сообщения с Западным Берлином придется положить обычные международные правила, которые никого не должны дискриминировать и никому не предоставлять привилегий. Вопрос федерального политического присутствия в Западном Берлине тоже решаем, если будут уважаться четырехсторонние соглашения и оговорки к статье 24 боннской конституции, сделанные тремя державами»[440].