Нет, хиросига.
Не возражаю, кивнул Бакин.
Впрочем, в начале было слово, сказал профессор, которое возникло именно как орудие внушения. Центр речи, кстати, находится в тех же самых лобных долях. Слово, сказанное одним человеком, несло веление, которому другой не мог не повиноваться. Недаром «слушаться» означает «подчиняться». И эта функция внушения суггестии оставалась единственной функцией слова задолго до того, как слова приняли форму осмысленной речи. Не будучи осмысленными, они были реально похожи на некие заклинания анторак бдык урбык урбудак будык гиба габ гиба габ! Последние слова он выкрикнул в пространство и несколько раз подпрыгнул, а после того продолжал уже нормальным голосом: В память этих времен осталось выражение «заклинаю тебя», хотя, разумеется, тогда не могло существовать ни слова «заклинаю», ни местоимения «ты» со всеми его склонениями. Только урбыдуг антогас салих алимат хак хак!
Наверное, у него в плане создание какого-то гаджета в помощь суггестору, предположил Бакин.
Возможно, как-то действующего на лобные доли, высказал предположение Жваков.
И вот, продолжал професор, если один человек на данный момент суггестор говорит другому свое велительное «бдык», то другой понимает это как команду «прекрати», если что-то делает в этот момент, или команду «нельзя», если собирается что-то делать, или команду «делай как я», если в этот момент что-то делает сам суггестор, или команду «дай мне», если держит что-то в руке. И вроде достаточно одного велительного «бдык», но не единым бдыком, не единым бдыком. За бдыком урбык, за урбыком будык, и где бдык с урбыдугом, там и анторак с антогасом, и на всякий бдык находится свой урбудак, и бдык бдыку брык, и урдубык урдубуку не бардудак.
Вот настоящий хиросиг, сказал Жваков, а тот, прошлый, был не такой.
Согласен, сказал Бакин.
За несколько сотен тысяч лет такой словесной игры, говорил хиросиг, человеческая речь обогатилась новыми звуками, глухими, звонкими, носовыми, фрикативными и аффрикативными, развивался речевой аппарат их произнесения. Соответственно увеличивались лобные доли. Суггестивная сила слов возрастала: даже в наше время силой слова можно воздействовать на все физиологические процессы это установлено. А в те времена, можно предположить, практически не было болезней, недоступных исцелению словом.
Жвакову показалось, что у него в кармане завибрировал фон. Он взял гаджет в руку нет, звонка не было.
Теперь понятно, сказал Бакин. Он будет предлагать какую-то оздоровительную технологию.
Эти слова, напомню, были бессмысленными сочетаниями звуков, но пару сотен тысяч лет тому назад произошла революция. Образовались устойчивые связи между словами и предметами внешнего мира. Итогом было то, что слово стало словом в современном понимании, нашло свое место в словаре, потеряв при этом значительную долю своей магической суггестивной силы. Промежуточную стадию при переходе к такому положению дел можно назвать эпохой абсурда. Словам уже присвоены значения, сами по себе они вроде осмысленны, но в речевом суггестивном общении их смысл дело десятое. Смыслы покорно следуют за сочетаниями слов, как сказал профессор Поршнев. Они сплетаются в невероятные комбинации предметов, явлений или событий, обычно мнимых, но отчасти воспринимаемых как реальные рассказываемых и воображаемых. Так рождается миф. С другой стороны, абсурд принимает эстафету от суггестии бессмыслица рождает священный трепет, экстаз. Да и в наше время прикосновение к абсурду что-то сдвигает у нас внутри, приводит человека в особое состояние сознания.
Эти слова, напомню, были бессмысленными сочетаниями звуков, но пару сотен тысяч лет тому назад произошла революция. Образовались устойчивые связи между словами и предметами внешнего мира. Итогом было то, что слово стало словом в современном понимании, нашло свое место в словаре, потеряв при этом значительную долю своей магической суггестивной силы. Промежуточную стадию при переходе к такому положению дел можно назвать эпохой абсурда. Словам уже присвоены значения, сами по себе они вроде осмысленны, но в речевом суггестивном общении их смысл дело десятое. Смыслы покорно следуют за сочетаниями слов, как сказал профессор Поршнев. Они сплетаются в невероятные комбинации предметов, явлений или событий, обычно мнимых, но отчасти воспринимаемых как реальные рассказываемых и воображаемых. Так рождается миф. С другой стороны, абсурд принимает эстафету от суггестии бессмыслица рождает священный трепет, экстаз. Да и в наше время прикосновение к абсурду что-то сдвигает у нас внутри, приводит человека в особое состояние сознания.
Может, он хочет предложить идею гаджета, который посредством боя барабанов доводил бы человека до состояния экстаза? предположил Бакин. Или приводил человека к просветлению без необходимости ломать голову над каким-нибудь коаном?
Вся последующая история ума, сказал хиросиг, была дезабсурдизацией первоначального абсурда, осмыслением бессмысленного.
Он повернулся к белой доске, и на ней возникли слова. Медленно поплыли вверх в режиме прокрутки