Мы не виделись с ней почти до полудня, и я совершил длительную пешую прогулку по великолепному парку, а потом прекрасно провел время в превосходной и, на мой взгляд, малоиспользуемой библиотеке. За все утро мне попались лишь несколько работников, ухаживающих за парком, да горничных, прибиравшихся в доме, эти, правда, едва заметив меня, тут же исчезали, будто мыши в норках. Однако вскоре после одиннадцати появился неслышно ступающий Стивенс и известил, что кофе и графиня ожидают меня в утренней комнате.
Он же и проводил меня туда. Комната была восхитительной: вся в весенних оттенках желтого и светло-зеленого, с высокими, выходящими в сад окнами, в которых сейчас сияло солнце. Уму непостижимо, насколько солнечный свет преобразует любую комнату и поднимает дух у вошедшего в нее. От моей усталости после бессонной ночи не осталось и следа, я был рад видеть старую графиню, выглядевшую такой же маленькой и хрупкой, но с лицом более оживленным и бодрым, нежели при свете вечерних ламп.
Я принялся было восторгаться окрестностями, однако она остановила меня.
Рассказать осталось совсем немного. На сей раз я закончу эту историю.
Я родила сына Генри. В этой семье на протяжении многих поколений имена наследников по мужской линии чередовались: Лоуренс и Генри. Все было хорошо. Я держала дверь маленькой гостиной запертой, а ключ от нее закрыла в своем туалетном столике и с той первой ужасной ночи больше туда не заходила.
Рассказать осталось совсем немного. На сей раз я закончу эту историю.
Я родила сына Генри. В этой семье на протяжении многих поколений имена наследников по мужской линии чередовались: Лоуренс и Генри. Все было хорошо. Я держала дверь маленькой гостиной запертой, а ключ от нее закрыла в своем туалетном столике и с той первой ужасной ночи больше туда не заходила.
Свекровь жила здесь, а сын подрастал. Постепенно я привыкла к своему положению и к этому дому. Естественно, я обожала моего единственного сына, так похожего на своего отца.
На его совершеннолетие[7] мы устроили большой праздник соседи, арендаторы, служащие. Такова традиция. И день оказался бы радостным, если бы вместе с компанией из другого дома не прибыла эта особа, Кларисса Виго. Едва я увидела ее в общем, можете себе представить. Но приходится соблюдать приличия. Я не собиралась портить своему единственному сыну важнейший в его жизни день.
И насколько мне было известно, ничего плохого не произошло. Празднество продолжалось. Все веселились. Сын мой был прекрасным молодым человеком и достойно воспринял свои обязанности.
Увы, я не сумела предвосхитить силы зла. В тот вечер Кларисса Виго завладела моим сыном. Я вполне серьезно. Завладела им силой убеждения, соблазнила его называйте случившееся, как вам угодно. Он был потерян для меня и для всего остального здесь. Оказался под ее влиянием, под ее властью и женился на ней.
Ясно, что она замышляла это годами. Через шесть месяцев после того ужасного дня умерла свекровь, а меня выдворили отсюда, выделив небольшой сельский домик в самой дальней части поместья да немного мебели. По наследству от мужа мне достался личный доход, лишить которого меня нельзя, но, помимо него, у меня не было ничего. Ничего. Этот дом стал запретным для меня. Сына своего я не видела. Ее правление было абсолютным. И началось разорение: вещи увозились, продавались, выбрасывались так или иначе от них избавлялись, от вещей, до которых этой особе не было никакого дела, и без единого слова протеста со стороны моего сына. Всем заправляла она. Она получала все, чего хотела и к чему стремилась, и так много-много лет. Среди вещей, от которых она избавилась, оказалась и венецианская картина, о чем я ничего не знала. А узнала только гораздо позже. Роковое событие случилось через пять лет. Они с моим сыном отправились поохотиться, что проделывали почти ежедневно всю зиму. Муж мой с омерзением относился к этим забавам в полях, хотя и позволял отстрел хищников в поместье. Он был человеком мягким, но эта особа вытоптала все ростки кротости, способные прорасти в его сыне. Однажды в ноябре, во время охоты, преодолевая на лошади препятствие в лесу, она упала и разбилась насмерть, а падая, с силой врезалась в подгнившее дерево, которое повалилось, не удержавшись на слабых корнях, и убило еще одного всадника, а моего сына покалечило. Он выжил, доктор Пармиттер. И прожил, полностью парализованный, еще семь лет. Он остался жить, чтобы горько раскаяться в том, что учинил, раскаяться в своей женитьбе, стряхнуть с себя злые чары и просить меня о прощении. Само собой, я простила его не колеблясь, вернулась сюда и ухаживала за ним до самой его смерти.
И я положила себе восстановить этот дом в первоначальном виде, избавиться от всех до единой переделок, совершенных этой особой, выбросить отвратительное современное барахло, которым она заполонила все вокруг. Я возвратила слуг, уволенных ею. Я была одержима решимостью избавить Хоудон от всякой памяти о ней и не жалела сил, чтобы вернуть его в прежнее состояние.
У меня все получилось. Мне помогали верные люди, которые потянулись обратно, друзья и соседи, отыскавшие и со временем возвратившие сюда столько всякого добра.