Вот дурак, а, удивленно произнес Ёган.
Боится, сказал кузнец. Он молодому барону коня лечил, тот распорол кожу на груди во время охоты. Он ее вроде зашил, а конь все равно сдох. Молодой барон его на конюшне два дня держал. Его и сына. Бил обоих. Вот он и боится.
Даже инструмент забыл, произнес Ёган.
Вытаскивай ты, сказал солдат кузнецу.
Вытащить попробую, а вот шить я точно не возьмусь, не с моими пальцами. Мне ими и иголку не удержать.
Он снова сел на корточки перед столом, взял щипцы.
А ну-ка, деваха, свети. Мне внутрь заглянуть надо.
Солдат знал, что сейчас начнется то, от чего он будет скрежетать зубами. Так оно и произошло. Кузнец потянул за древко. Древко вышло, а наконечник остался в ноге. Тогда кузнец своими черными пальцами стал раздвигать рану, чтобы увидеть наконечник. Еще одна капля пота повисла на носу у солдата.
Вижу его, подлеца, сказал кузнец. Хорошо, что неглубоко сидит. Только кровь его застит. Свети ближе, прямо сюда.
Девушка еще ближе поднесла лампу. Волков зажмурился от боли, а кузнец все ковырялся и ковырялся в ране, пытаясь поддеть наконечник. Солдат еле сдерживался, у него уже звенело в ушах, когда кузнец сказал:
Все. И бросил на стол черный, весь в сгустках крови, похожий на шип наконечник болта. Фу, как будто целый день работал.
Волков чуть отдышался и произнес, глядя на девушку:
Шить тебе придется.
Эй, Брунька, сказал Ёган, бери иголку, кроме тебя здесь шить никто не умеет.
Ноги-то я не шила ни разу, сказала девушка.
Больше некому, сказал солдат, придется тебе.
Ну, раз некому. Девица залезла в сумку коновала, достала оттуда иголку, вдела нить. Извлекла туес, открыла его, понюхала.
Что там? спросил Ёган.
Она, сказала девица. Мы борова такой же мазью мазали, когда его собаки подрали.
Ну, что стоишь? Сшивай.
Шить? спросила девушка Волкова.
Сначала обмой водой, чтоб было видно, что шьешь.
Девица оказалась на удивление ловкой. Руки ее не дрожали, зрение было хорошее. Она быстро смыла грязь и в три стежка стянула рану. Смазала ее мазью из сумки коновала и затянула чистыми тряпками, после чего Волков переоделся. Он надел исподнее, то, что носил зимой, остатками теплой воды помылся. Ёган и Брунхильда помогали ему. Кузнец просто сидел на лавке и ждал оплату, вертел в руках наконечник болта и восхищался:
Железо доброе, так его еще и закалили. Хорошая закалка. Железо пробил, и даже кончик не погнулся.
Сколько я тебе должен? спросил его Волков, отправив девицу за едой.
Случай особый. Пять крейцеров попрошу. Дадите еще два я ваши поножи починю.
Дам еще один, и почини поножи.
Ну, пусть так, сказал кузнец, прихватил поножи и ушел.
Девушка принесла еду. Солдат совсем не хотел есть, но знал, что нужно. Взяв тарелку и деревянную ложку, попробовал еду и отодвинул от себя.
Это что? спросил он у девицы.
Так известно что горох.
Без сала, без масла?
У нас поденщики, да каменщики, да купчишки мелкие и так едят, трескают за милую душу. Не капризничают.
Так тут даже соли нет.
Так они и без соли трескают.
Я тебе не поденщик.
Да уж вижу, капризный, как барыня.
Принеси молока с медом.
И все?
Да, все. Кстати, а где поденщики твои спят?
Известно где. На полу да на лавках.
А комнаты есть? Солдат вовсе не хотел спать ни на полу, ни на лавке.
Есть одна.
С кроватью?
И с кроватью, и с тюфяком.
Я буду там спать.
Папаша никого в ту комнату класть не велит.
Плевать мне на твоего папашу. Спать буду в той комнате на кровати с тюфяком, а сверху простыню постели.
С простыней? ехидно фыркнула девица. И правда барыня.
Еще раз сравнишь меня с барыней получишь по заду, а рука у меня тяжелая. Неси молоко и постели постель.
Буркнув что-то едкое, девица ушла.
Ёган! окликнул Волков мужика, сидевшего и дремавшего на лавке.
Да, господин.
Перебери тряпки, посмотри, что можно отстирать, что зашить. Остальное выброси. Все доспехи и оружие отнеси в мою комнату. Лошадь мою почисть, а всех остальных покорми. Солдат кинул мужику маленькую серебряную монету.
Все сделаю, господин, ответил Ёган, ловя крейцер.
А где тот мальчишка, что поехал к монахам?
Не знаю, господин. Дорога неблизкая, но, думаю, он уже должен ехать обратно.
Тюфяк был старый, влажный и вонял гнилью, а вот простыня оказалась хорошей и плотной. На некоторое время такая простыня задержит клопов. Нога, если ее не тревожить, почти не болела, а вот плечо ныло, ныло и ныло. Хотелось все время перевернуться и лечь поудобнее или сесть, но, как он ни вертелся, боль не проходила, выматывала, не давала уснуть.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, в который раз вспомнил слова старого сержанта солдат. Это уж не извольте сомневаться. Ad plenum».
Глава третья
Господин, господин! К вам пришли! тряс его Ёган.
Что?
Пришли к вам.
Кто?
От барона нашего.
Волков приподнялся на локте, огляделся; он был не в духе, заснул только под утро.
Кто пришел-то? Ты можешь сказать? чуть раздраженно спросил солдат.
Так командир стражи нашей. Удо его зовут.
Один пришел?
Один.
Пусть входит.
Волков сел на кровать, прислушиваясь к своим ощущениям. Нога чуть кольнула, а вот с плечом все обстояло куда хуже. Шевелить рукой было больно.