Брось, Ральфи, сказал сержант. У такого храбреца, как этот малый, дорогая будет усыпана серебром. Нужно только выбрать, куда пойти.
И куда же мне пойти? спросил Волков.
Куда-куда задумчиво произнес сержант. К примеру, в пикинеры тебя не возьмут. Потому что пика у них в десять локтей, ты ее просто не удержишь. Да и доспех у них дорогой. У тебя есть деньги на доспех?
Парень отрицательно помотал головой.
Вот и я про то же. В рейтары и жандармы тоже не примут. Так как ты безлошадный. А если и дадут тебе какого-то конька от казны, то это будет такая сволочь, злобная и упрямая бестия, что не ты на нем, а он на тебе будет ездить.
Все засмеялись.
В арбалетчики без толку идти. Потому что эти мерзавцы о себе слишком большого мнения. Абы кого со стороны не принимают. Да и арбалет простой ты натянуть не сможешь, а на арбалет с ключом нужно столько же денег, сколько и на коня. И что же тебе остается, парень?
Не знаю. Может, меченосец? робко проговорил мальчик.
Мечи носят те, у кого на них есть деньги. Но не робей. Есть у меня для тебя хорошее местечко.
Какое?
Теплое.
Ну, что за место? волновался мальчик.
Место при кухарке капитана Блоха.
Все окружающие опять засмеялись.
Понимаешь, кухарка хорошая, но малость староватая и больно толстая, пудов восемь чистого веса, и поэтому из-за своей полноты немного воняет, честно говоря, даже сильно.
Люди покатывались со смеху.
Так вот, нужно помогать ей мыться хотя бы раз в месяц.
Зеваки, собравшиеся вокруг их стола, смеялись и даже улюлюкали, а сержант не унимался:
Обмывать ее телеса, скажу тебе, дело для храбрецов типа тебя.
Смеялся даже краснощекий и пьяный Ральфи. Все хохотали, кроме мальчика. Он сидел и внимательно смотрел на сержанта.
Потому что, продолжал сержант, не все, кто видел ее промежности, остались в своем рассудке. Вот погляди на Ральфи, он видел и с тех пор пьет не просыхая.
Ну хватит уже, вдруг произнес мальчик. Громко, сухо и даже резко.
Никто из собравшихся не ожидал, что он так может. Все перестали смеяться.
Говорите, господин военный, в какой цех вы меня запишете?
Хватит так хватит, произнес одноглазый, отхлебнув из кружки. Пойдешь к корпоралу Ральфи, в лучники. Он, конечно, пьяница, но стрелок добрый. Думаю, и тебя стрелять научит. Я пишу в твой контракт, что ты теперь лучник.
Он макнул перо в чернильницу и что-то написал в контракте, затем свернул его в трубку и отдал бумагу краснощекому.
Все, парень, теперь ты контрактованный лучник капитана Блоха. Задаток ты получил, а увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются.
Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, повторил солдат поговорку старого сержанта. Волков так и не узнал, дошел ли его первый талер до матери он часто думал об этом. А сейчас солдат сидел в унылой харчевне, разглядывая коновала.
Коновал был высокий, грузный лысеющий мужчина с плохо выбритым лицом. Он первым делом надел грязный кожаный фартук и осмотрел стрелу.
Надо просто вытащить эту стрелу? предположил он.
Надо, согласился солдат. Но она крепко засела в железе, и выдергивать нельзя, потому что наконечник останется в ноге. Нужно будет сделать надрез.
Ох, тяжело вздохнул коновал. А вы, господин, и вправду хотите, чтобы эту стрелу вытаскивал я?
А ты видишь здесь других коновалов, идиот? Ты ж вскрываешь свищи коням, нарывы коровам?
Да, господин, но то коровы и лошади или даже мужичье, а то вы
А потом рану нужно будет зашить. У тебя есть кривая иголка? Ты зашивал кожу лошадям?
Да, господин, но то были лошади
Солдат только сплюнул с досады; дал бы ему в морду, да встать не мог.
А вот кузнец солдату понравился. У того была пегая борода, крепкие руки и черные заскорузлые пальцы.
Я обрежу деревяшку заподлицо, сказал кузнец. А потом приподниму, сказал кузнец, разглядывая болт. Потом мы снимем доспех и попробуем вытянуть ее.
Ты щипцы принес? спросил солдат. Наконечник так не выйдет, его придется щипцами тянуть.
Щипцы принес.
Хорошо, как вытянем наконечник, нужно будет зашить, пару стежков сделать.
Шить я не мастак, господин, сказал кузнец.
Ну, хоть обрежь деревяшки и сними понож, согласился Волков.
Сделаю, произнес кузнец, доставая из большого ящика инструменты и раскладывая их перед собой. Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин.
Солдат вцепился в край стола и вздохнул.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются», вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот, как назло, не мог сделать что-то с одного раза. Ни обрезать стрелу, ни поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, вцепившиеся в стол, побелели, со лба на нос скатилась капля пота, но он молчал. Наконец кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул.
Вроде я свою работу сделал. Он поглядел на коновала, а на том лица не было.
Ну, что встал? Давай, пригласил коновала Ёган, вытягивай палку из ноги.
Я не могу, вдруг сказал коновал, не невольте меня.
Вдруг этот крупный мужчина всхлипнул и кинулся из харчевни прочь.