Когда Вы теперь попадете в Москву? Как мы с Литкой были бы счастливы видеть Вас обоих. Литка будет в Петербурге лишь постом с труппой, я же, возможно, попаду по делам и раньше.
В Москве литературных новостей нет. В. Брюсов в «Р<усской> Мысли» изнемогает под бременем принятого до него хлама[723]. Много толкуют о деле В. Стражева. Будет третейский суд между ним и «Р<усскими> Ведомостями». Не сомневаюсь, что Стражев[724] будет вполне реабилитирован.
Говорят, у Вас теперь весьма изумительная квартира, с театральным залом[725].
Увы мне! Завтра еду до 25-го октября в г. Бронницы по земским делами (ревизия, земское собрание, рекрутский набор). Ужасные вечера в кругу земской местной интеллигенции и принципиальные разговоры их на тему о пользе обязательного обучения!
Целую Ваши руки очень нежно. Федора Кузьмича дружески обнимаю. Литка Вас целует, на днях напишет[726], Федору Кузьмичу очень кланяется.
Искренно Ваш
Отправлено по адресу: Петербург, Разъезжая. 31. ЕВ Анастасии Николаевне Чеботаревской.
Дорогая Анастасия Николаевна!
Не меньше Вас изумлен и поражен оборотом, какой приняло в Незлобинском театре дело с пьесой Федора Кузьмича[727], но объективных причин и корней происшедшего до сих пор, несмотря на самое упорное старание, докопаться не могу.
Дело в том, что с самого начала, как и теперь, меня и Лиду держат вдали от всего, связанного с пьесой Ф. К., и, что называется, не подпускают к ней. Например, я просил помощника директора Мамонтова[728] передать Незлобину мою просьбу дать мне возможность присутствовать на чтении пьесы. Просьба была, по всем приметам, передана, но на чтение меня не позвали.
Чтение имело место не при обычной обстановке, в театре и в присутствии всей труппы, а на квартире у Незлобина, и было там человек девять, в том числе Ком<м>иссаржевский, Татищев, Воротников, Рощина, еще 34 актера и актрисы и муж г-жи Васильевой, доктор[729].
Какие там высказывались мнения и как разделились партии, окутано тайной, и, во всяком случае, от нас с Лидой скрывается весьма тщательно. Вообще в загораживании от меня всего течения дела с пьесой Ф. К. вижу акт не случайный, а вполне намеренный. Все, что мне удалось проведать, это что лично Незлобин был за постановку пьесы в том виде, как она прислана. От всей труппы ход совещания, бывшего после чтения, скрывается. Глухо толкуют что-то о режиссерских трудностях при воспроизведении «иррационального» элемента.
Мое личное мнение, что после громового провала Ярцевской пьесы[730] все незлобинские вершители судеб стали подобны пуганым воронам и всего боятся. Особливо же боятся всего нетрафаретного. А так как при чтении и обсуждении пьесы Ф. К. не было, как я считаю, ни одного человека с подлинным литературным вкусом, то, значит, и некому было заставить их понять, что нетрафаретности бывают не только в плохую сторону (как у Ярцева), но и в прекрасную (как у Сологуба), и что вообще между Ярцевым и Сологубом дистанция огромного размера[731]. Сильно подозреваю, что именно потому меня и не позвали на чтение, что боялись столкнуться с моими аргументами, спасовать и потерять свободу решения.
На днях, по слухам, в Петербург едет Воротников и будет объясняться с Ф. К. Я бы на месте Ф. К., не ожидая Воротникова, сам потребовал личных объяснений, а не письменных. Мыслимы ли какое-либо уступки в смысле переделок, суждения не имею, ибо о пьесе не имею понятия.
Виделся с Н. А. Поповым[732]. Он очень негодует. Мечтает ставить пьесы Ф. К. в Моск<овском> Малом театре, где с будущего года будет режиссером.
Целую Ваши руки. Ф. К. Нежно обнимаю. Лида шлет обоим лучший привет. Она так мечтала быть занятой в пьесе Ф. К.
Ваш
Был бы очень рад, если бы Ф. К. поручил мне быть его представителем и предложил Незлобину выяснить все детали своих недоумений для передачи Ф. К. мне.
Ах, зачем Вы не написали Незлобину, чтобы пьесу читал я!
Дорогая Анастасия Николаевна!
Не сердитесь, ради Господа, никак я не могу приехать на 5-е![733]
Во-первых, мои железнодорожные дела слагаются так, что все эти дни я нужен буду неотрывно в Москве, во-вторых, в конце Фоминой[734] в Москве будет спектакль литераторов в пользу голодающих («Ревизор»), где я играю, причем 5-го будет генеральная репетиция, от коей удрать совершенно невозможно[735].
Если хотите, дайте какому-нибудь голосистому юноше прочесть мои «воспоминания» (они у Вас есть), а лучше всего попросту выкиньте этот номер и замените его какой-либо декламацией[736].
Лида еще в Москве. Едет в Париж числа 25 апреля[737]. Очень Вас целует и Федора Кузьмича приветствует нежно.
Целую Ваши ручки весьма длительно и умоляю не злобиться, ежели Гриф мог бы исполнить Ваше желание, конечно, он его бы исполнил с особой приятностью. Ф. К. обнимаю.
Ваш
Миленькая Анастасия Николаевна!
На днях отослал Вам по Вашей открытке мои «воспоминания» о Бальмонте, перефасоненные для чтения на вечере. Ради Господа, верните их мне после Вашего вечера. Здесь в Москве тоже готовится числа 1215 Бальмонтовский вечер, и эта рукопись мне понадобится[738]. Целую ручку.
Весьма задерганный всякими делами Ваш