Отец вопит, прижимая ладони к лицу, а мать поджигает все вокруг.
Еще одно воспоминание.
Проснись, Ан. Просыпайся, нам пора, будит меня мама.
Я шевелюсь, устало моргая.
Мы опять уезжаем, мама?
Она торопливо кивает и гладит меня по волосам.
Да, дорогая. Прости, я знаю, что это тяжело. Она достает из сумки небольшой пузырек с янтарной жидкостью. Вот, пора принимать лекарство. Пей.
Я кривлюсь от отвращения, но делаю, что мне велят. Мама говорит, что это помогает мне оставаться здоровой и забыть все плохое.
Хорошая девочка, хвалит она, когда я возвращаю пустой пузырек. А потом обхватывает ладонями мои щеки, и я вижу, что ее глаза полны слез. Я люблю тебя, никогда не забывай об этом.
«Я люблю тебя».
Воздух с силой врывается в мои легкие, и я мигаю, возвращаясь в настоящее.
Я вспомнила.
Вспомнила.
Мое детство вспыхивает и гаснет. Воспоминания о беспорядочных разговорах, образы родителей, места, где я пряталась в родительском доме, мои побеги ото всех
Я вспомнила, что сделала со своей няней.
Я вскакиваю, в ужасе от того, что помню и чего не помню.
Но одно теперь совершенно ясно: только мой отец знает, что произошло на самом деле.
Я расхаживаю по кабинету отца, ожидая, когда служитель разбудит его. Мокрые дорожки на моих щеках высохли, когда иное чувство взяло верх над страхом и смятением.
Ярость.
Я вспомнила. Не все, но достаточно.
Меня так трясет, что я прислоняюсь к шкафу с драгоценными свитками, чтобы не упасть. У отца есть от меня секреты: обо мне самой, о моем детстве и о моей матери.
Он лгал мне.
Шкаф скрипит, и я вспоминаю о потайном алькове, который он скрывает. А вдруг? Я толкаю, и стенная панель сдвигается. Раньше думала, что эта узкая комната пуста, но, возможно, я ошибалась. Хватаю со стола лампу, чтобы посветить себе, и замечаю рычаг.
Толкаю его вниз, и еще одна фальшивая панель скользит в сторону. Вдоль стен открывшегося моим глазам помещения выстроились полки с древними на вид свитками. В углу стоит вешалка, на которой висят оранжевые балахоны.
Я отшатываюсь к стене.
Это же одеяния Дийе!
Почему они здесь? Почему?
Я смотрю на них, и яркий оранжевый свет обжигает мне глаза. К балахонам прилагается красный пояс. Что все это значит?
Сяо Ан? Что-то случилось, дорогая? окликает отец, входя в кабинет.
Слишком поздно скрывать свою находку. Я покидаю потайную комнату, сжимая в руке балахон Дийе, и швыряю в своего родителя.
Ты священник? вопрошаю я холодным, лишенным эмоций голосом.
Его глаза вспыхивают опасным светом.
Ты что, шпионила за мной?
Почему ты мне не сказал?
На то имеются свои причины. Во-первых, моя безопасность. Глава священства Дийе живет в страхе перед убийством.
Главный священник. Ад меня разбери! Мой отец главный священник Дийе. А я-то решила, что хуже уже быть не может.
Он внимательно изучает меня.
Какое это имеет значение, священник я или нет?
Какое это имеет значение? переспрашиваю я дрожащим голосом. Ты заставлял меня проделывать страшные вещи. Убить птицу, например, а ведь я тогда была совсем ребенком!
Слишком разъяренная, чтобы контролировать себя, я начинаю плакать. Моя память выходит из-под контроля. Вспыхивают воспоминания обо всех жестоких поступках, которые я совершила, которые меня заставили совершить. Потрясенное лицо няни, когда я показала ей уничтоженные с помощью магии цветы. Я и ее саму случайно едва не убила.
По этой причине мой отец и отослал ее прочь.
Ты лгал мне, шепчу я, яростно вытирая слезы. Обо всем лгал.
Ты все вспомнила. Каким образом? отвечает отец.
Императрица дала мне настойку.
Императрица.
Императрица.
Я не понимаю намека в его голосе, но сейчас мне до этого нет дела.
Это ведь ты послал священников за мной и мамой?
Тогда я еще не был главным священником. Приказ исходил не от меня.
Что случилось с мамой? Что они с ней сделали?
Ты бы лучше спросила, что она с тобой сделала. Она украла твою судьбу, обрекла тебя на слабость. В его голосе отчетливо слышится презрение. Нам выпала большая честь, что наша дочь избранная, но твоя мать не понимала, кто ты и кем можешь стать.
Она пыталась спасти меня от тебя
Она дала клятву служить Империи, но нарушила ее. Твоя мать была всего лишь предательницей! громогласно объявляет отец.
Я прыгаю вперед и срываю с него маску. Половина лица покрыта старыми ожогами. Шрамы стекают ото лба к подбородку, завиваясь вокруг губ. Шрамы, оставленные моей матерью.
Его лицо выглядит так, будто оно тает.
Я падаю на пол и с мучительным криком швыряю серебряную маску через комнату.
Отец поднимает маску, безумно хохоча, и этот звук пробирает меня до костей.
Теперь ты видишь меня таким, какой я есть на самом деле. Видишь, что твоя мать сделала со мной. Если бы ты только знала, кем была она. Вовсе не невинной овечкой. Она предала свою семью ради священства. Она являлась одной из нас. Сколькими она пожертвовала? Скольких убила, прежде чем остановилась? Отец хватает меня за руку, впиваясь глазами цвета воронова крыла в нефритовый перстень моей матери. Я замечаю в его взгляде вспышку какого-то сложного чувства, прежде чем он снова покрывается коркой льда. А остановилась она только потому, что ее собственный ребенок оказался Похитителем Жизни. Так что не нужно делать из нее мученицу.