«Взлеты и падения правительств могут случаться по причинам совершенно ничтожным, Принц. Такие мелкие события! Ссора двух женщин направление ветра в определенный день чих, покашливание, длина одежды или случайное попадание песчинки в глаз придворного. Далеко не всегда от величавых дел министров имперских зависит ход истории, и не обязательно священные проповеди движут руками Господа».
«Мелкие» события столь же важны, что и «большие», и как еще говорил Проповедник: «не существует непримиримых противоположностей, помимо человеческих убеждений и, порой, их грез».
МуадДиб: ироничный, алогичный, мифологический
Величие временный опыт. Оно не постоянно. Во многом оно зависит от способностей человечества создавать мифы. Тот, кто познает величие, должен сознавать, частью какого мифа он является.
Он должен соответствовать ожиданиям. Быть способным смеяться перед лицом смерти. Именно это освободит его от власти собственных претензий. Лишь так он сможет сохранить свою внутреннюю свободу. Без этой черты, даже временное величие способно сломить любого.
Из «Собрания изречений МуадДиба» Принцессы Ирулан («Дюна»)Пол Атрейдес, МуадДиб настоящий герой, Бог для миллиардов, но он видит «большое» и «малое» таким, как оно есть. Величайшие герои в человеческой истории способны потерять в величии себя; могут поверить в собственный вымысел, а это способно их уничтожить. Многим историческим личностям прошлого стоило принять во внимание психологическое наблюдение о ценности обладания сардонизмом, наличием склонности к самоиронии. Немецкий философ Фридрих Ницше (18441900) очень тонко подметил, что без чувства юмора и самоиронии невозможно быть великим и вместе с тем иметь устойчивую психику.
Его «пророк» Заратустра олицетворяет для Ницше то самое ироничное величие:
Этот венец смеющегося, этот венец из роз: я и сам ношу такой на голове, я и сам канонизировал свой смех. Достаточно сильного не встретил никого я нынче. Танцор Заратустра, легкий Заратустра, он машет своими крыльями, готовый лететь, он взывает к птицам, проворный и блаженно беззаботный: пророк Заратустра, смеющийся пророк Заратустра, человек не беспокойный и не бескомпромиссный, он любит приключения и авантюры; я и сам возложил себе венец такой! («Так говорил Заратустра: О Высшем Человеке»)
Не нужно воспринимать себя слишком серьезно, и Полу Атрейдесу это очень хорошо известно. В «Дюне» барон Харконнен заметил, что «Среди фрименов появился какой-то пророк или духовный лидер Они зовут его МуадДибом. Что довольно смешно. Это значит "Мышь". Я сказал Раббану не трогать их религию. Она их отвлечет». Барон, как оказалось, ошибочно интерпретирует сардоническое, комическое как легкомысленное и презрительное, а следовательно, недооценивает силу религии. И пускай религия действительно способна их «отвлечь», Барон не осознает, чем именно они заняты. Барон ожидает коварства, холодной логики ментата Суфир Хавата, но религия не знает логики. «Глубоко в подсознании людей укоренилась потребность в логической Вселенной. На самом же деле, Вселенная всегда на шаг опережает логику» («Дюна»). Как Ницше пишет в книге «По ту сторону добра и зла», «в основе логики, с ее несомненной ограниченностью, лежат оценочные суждения, или, прямо говоря, физиологическая потребность сохранять определенный образ жизни». Если что-то нелогично, это еще не значит, что оно незначительно и неважно. Логика, наука, «прогресс» могут дать лишь одно объяснение мира, и не обязательно «верное».
Для Ницше важно не то, насколько что-либо «истинно», а какие из поддерживаемых им ценностей обогащают жизнь и уместны в современном, все более секулярном мире. Понять значение истины для людей значит принять гармонию между истиной и нашей сущностью; мы созданы для истины. Стремление к истине существует в философии и религии уже тысячи лет, однако Ницше поднимает вопрос: что если истина не просто недостижима, но и вредна? Ценности и убеждения, согласно которым живут фримены, не «истинны», они скорее являют собой «предсказания Бене Гессерит, что очень прочно вошли в их сознание» и служат определенной цели. «Истина», как таковая, бесполезна.
А вот власть напротив: «Отец как-то сказал мне, что моральные принципы, в большинстве своем основаны на уважении к истине. "Ничто не возникает из ниоткуда", говорил он. Глубокая мысль, если понимать, какой изменчивой бывает истина» («Дюна»).
Наблюдая за человечеством, Ницше видит его лишенным мифов. Мы утратили то сказочное ощущение, что ребенок испытывает в театре; мы стали слишком циничными, слишком рациональными. Изучая историю, мы делим ее на части и критикуем: лишь «истина» имеет значение, а не то, что «восхитительно». Мифы утратили ценность, ведь они не «истинны». Но, когда мы преподносим историю, как объективную, научную, «ментатную», мы убиваем мифы и религию, которая также «мифическая», обвиняя ее в фальшивости, примитивности, иррациональности и абсурдности. Есть место науке, но есть место и мифам. Бернард Найтингейл отлично подметил в «Аркадии» Тома Стоппарда:
«Почему научный прогресс важнее личности? <> Только не путай прогресс и способность к совершенствованию. Великий поэт всегда актуален. Великий философ необходим. На Исаака Ньютона нет большого спроса. Нас вполне устраивал Аристотелев космос. Лично мне он куда больше нравился. Пятьдесят пять хрустальных сфер, вращающихся при помощи коленчатого вала Господа такая Вселенная мне по душе. Не могу придумать ничего тривиальнее скорости света»