В Пруссии знали, что кандидатурой Петербурга был герцог Петр II фон Ольденбург, и полагали, что благодаря ему Россия проявляет интерес к утверждению своего влияния в североевропейском регионе[856]. В своем письме Бруннову Горчаков давал такую положительную оценку герцогу: «Великий герцог фон Ольденбург, посвятивший последние годы исключительно изучению этого вопроса (вопроса о престолонаследии В. Д.) и являющийся очень эрудированным принцем, добросовестным и порядочным, глубоко убежден в правах своего дома и в том, что кандидатура Августенбурга могла возникнуть только после очень поверхностного рассмотрения вопроса о титулах»[857]. Российский министр считал, что причин поддерживать противоположного кандидата герцога Фридриха VIII фон Августенбурга у Берлина нет.
Бисмарк, правда, попробовал этот вариант, только Берлину он сразу не понравился. Убежденный в поддержке Пруссией своих притязаний на герцогства, Августенбург на встрече с Бисмарком 1 июня повел себя довольно высокомерно и позволил себе ряд далеко недружественных высказываний по отношению к Пруссии[858], суть которых заключалась в отказе герцога признавать в будущем права Германского союза на крепость Рендсбург, порт Киль и, главное, Кильский канал[859], имевший стратегическое значение для Пруссии[860]. После таких заявлений Бисмарк на следующий день телеграфировал Бернсторфу о прекращении поддержки в Лондоне интересов герцога.
И без того горячий датско-германский династический спор достиг своего накала после того, как в это сложное дело вмешался Александр II, заявив о своей поддержке Ольденбурга в качестве кандидата на наследование спорными приэльбскими землями[861]. Российский император направил великому герцогу фон Ольденбургу письмо, в котором оставлял за собой право отречься от своих претензий на приэльбские герцогства Шлезвиг и Гольштейн в его пользу[862].
Такой шаг самодержца не был безосновательным. Во время Датско-прусской войны 18481850 гг. Л. Шнейдер отмечал: «Удивительно мне будет, если Россия при решительных правах своих на Голштинию, не возвысит голос»[863]. Еще 5 июня 1851 г. уполномоченные России и Дании подписали в Варшаве договор, подтверждавший формальное отречение российского императора как главы старшей линии Гольштейн-Готторпской династии от наследственных прав, которые, согласно Царскосельскому трактату 1773 г., были уступлены в пользу потомка короля Кристиана VII по мужской линии: принца Кристиана Глюксбургского. Однако в этом Варшавском соглашении значилось одно важное условие: в случае пресечения династии Кристиана Глюксбургского по мужской линии, права наследования вновь вернутся к главе старшей линии Гольштейн-Готторпской династии, то есть российскому императору.
В России не забывали о своих уступленных правах на спорные территории, а в титулатуре Александра II как главы Старшей Готторпской ветви продолжало значиться: «Герцог Шлезвиг-Голштейн-ский». «Отнять фамильные права от Российского Императорского Дома на Герцогские части Гольштейна, писали «Московские ведомости», не может никакая дипломатическая казуистика»[864].
Но и в Германии не забывали о том, что Киль ранее официально принадлежал Российскому императорскому дому[865]. Правда, прусских депутатов более всего пугало сохранение за российским императором в соответствии с Варшавским соглашением права на Гольштейн. Ведь в сложившихся в Дании обстоятельствах с отсутствием прямого наследника престола Александр II через наследование Гольштейна мог по правилу секундогенитуры заявить о своих правах не только на Шлезвиг и Лауэнбург, но и на неделимую Данию[866], неотъемлемой частью которой этот самый Гольштейн и являлся. После принятого на проходящей в Лондоне мирной конференции решения об утрате Лондонским договором 1852 г. юридической силы, российский посол в Лондоне Бруннов, по вспоминанию военного министра Д. А. Милютина, «заявил, что <> восстановятся прежние права императора Российского на Шлезвиг-Гольштейн; но что Его Величество в своем искреннем желании облегчить мирное разрешение вопроса, передает свои права великому герцогу Ольденбургскому[867]»XLI. Это взбудоражило умы в Германии[868].
Но и в Германии не забывали о том, что Киль ранее официально принадлежал Российскому императорскому дому[865]. Правда, прусских депутатов более всего пугало сохранение за российским императором в соответствии с Варшавским соглашением права на Гольштейн. Ведь в сложившихся в Дании обстоятельствах с отсутствием прямого наследника престола Александр II через наследование Гольштейна мог по правилу секундогенитуры заявить о своих правах не только на Шлезвиг и Лауэнбург, но и на неделимую Данию[866], неотъемлемой частью которой этот самый Гольштейн и являлся. После принятого на проходящей в Лондоне мирной конференции решения об утрате Лондонским договором 1852 г. юридической силы, российский посол в Лондоне Бруннов, по вспоминанию военного министра Д. А. Милютина, «заявил, что <> восстановятся прежние права императора Российского на Шлезвиг-Гольштейн; но что Его Величество в своем искреннем желании облегчить мирное разрешение вопроса, передает свои права великому герцогу Ольденбургскому[867]»XLI. Это взбудоражило умы в Германии[868].