Еще во времена петербургской миссии Бисмарк отмечал влияние польской проблемы на проведение Александром II реформ в России. Отмечая невнимательность царской администрации к польской опасности, Бисмарк еще весной 1861 г. прогнозировал распространение на западные области империи польской агитации, считая ее опасной в условиях возможных народных волнений, связанных внутриполитическими реформами императора.
Ранее неизвестные в историографии документы показывают, что политические реформы в Польше, которых требовали от России западные государства во время дипломатического демарша, для Александра II не были неприемлемыми. В одном из разговоров с Редерном Горчаков просил передать в Берлин следующую информацию: «Это являлось всегда замыслом императора выполнить все изложенные пункты, часть из них сейчас, другую же после подавления восстания, и распространить эти уступки в известной мере на всей территории империи. Эти благородные замыслы принадлежали собственной и твердой воле императора. Их ценность и смысл были бы ограблены, если бы они были реализованы решением конференции, обеспечивались гарантией великих держав и оценивались как результат чужого давления внутри страны и из-за границы»[713]. Это не было секретом*'; это находило поддержку в российском обществе*. Это затрагивало тонкую материю сущности самодержавия для России, о чем позже емко напишет Горчаков: «У нас есть охраняющая сила, глубоко укоренившаяся в народе, это личность императора»[714]. Вмешательство зарубежных держав в эту невидимую сферу функционирования механизма управления страной было не только нелегитимным, но даже враждебным. Будучи лично знакомым с российским императором, учитывая на основании собственных петербургских наблюдений особенности российского самодержавия, Бисмарк прекрасно понимал, что император никогда не пошел бы на дарование задуманных им свобод в качестве простого исполнения предписаний великих держав, умаляющего значение российской короны в глазах народа.
Польские события содействовали важной трансформации: концепция «Поворота на Восток» из личной идеи Бисмарка превращалась в возможное направление внешней политики официального Берлина. Конвенция Альвенслебена становилась своего рода первой пробой реализации этой концепции на практике. Жесткая критика такого поворота в прусском ландтаге, а также противодействие со стороны Горчакова развитию результатов этой конвенции и усилению российско-прусского сотрудничества свидетельствовали о том, что существовало еще немало угроз в реализации этой концепции, а Бисмарку требовалось еще доказать Пруссии жизнеспособность этой концепции. Однако Бисмарк уже обозначил путь, альтернативный ранее проводимому Берлином внешнеполитическому курсу.
Бисмарк знал, с какой ревностью Александр II следил за внешнеполитическими акциями иностранных держав по отношению к России и с каким чувством глубокой благодарности относился к государствам, не на словах, а на деле оказавшим ей поддержку, особенно в сложные периоды. Дипломатический поход западных держав против ослабленной в результате Крымской войны России во время польского восстания как раз и являлся таким сложным периодом. Готовность Пруссии выступить вместе с Россией против Крымской коалиции стран с воодушевлением была воспринята в Петербурге. Занятая Пруссией позиция в российской столице была во многом персонифицирована с личностью Отто фон Бисмарка, известного противника войны с Россией во время Крымской и Итальянской кампаний. Александр II еще больше удостоверился в искренности желания прусского министра-президента выстроить тесные отношения между двумя государствами. Кредит политического доверия, выданный Петербургом Берлину, многократно возрастал. Бисмарк прекрасно знал, что такие принципы, как «твердость во взглядах» и «постоянство», определяли внешнюю политику Александра II, «с самой откровенной дружбой преданного»[715] тому, кто верен ему лично и России. Теперь за свою проявленную на деле искренность Бисмарк мог справедливо рассчитывать на ответный шаг со стороны России, который потребовался Пруссии уже в самом скором времени.
Глава IV
На северных подступах к объединению Германии. Российское направление внешней политики Бисмарка во время войны 1864 г. против Дании
Не успела еще пройти напряженность, связанная с событиями в Польше, как на авансцену международных отношений вышла новая проблема, решение которой произошло военным путем.
Уходивший своими корнями в далекое Средневековье датский вопрос, с которого началось победоносное шествие Пруссии к своей национальной цели, потребовал от Бисмарка большого напряжения сил и дипломатических способностей.
По стечению обстоятельств судьба нескольких спорных областей на границе Датского королевства и Германского союза затрагивала интересы великих держав, поэтому разрешение возникших противоречий не могло произойти без согласия всех участников международных отношений. «Шлезвиг-Гольштейнский вопрос, писали «Московские ведомости», который так долго влачил свое существование в немецких дипломатических канцеляриях и в прежнее время возбуждал только смех, теперь благодаря особому положению, в котором находится Европа, вдруг выдвинулся на первый план и получил серьезное значение»[716]. В этих условиях проведение активного международного курса второстепенной великой державой, какой являлась Пруссия к моменту прихода Бисмарка к власти, требовало взвешенных решений и, прежде всего, надежных союзников в Европе.