Тяжелым был груз ответственности и лично Бисмарка, несмотря на то, что поддержка его деятельности со стороны парламента значительно выросла по сравнению с 1862 г.[1425] Занятие им одним одновременно четырех важных должностей: министра-президента Пруссии и канцлера Северогерманского союза, а также министра иностранных дел Пруссии и главы МИД Северогерманского союза с одной стороны, было признанием его заслуг, а с другой новыми обстоятельствами, накладывавшими на него серьезные обязательства. Высок был риск повторения для Пруссии судьбы наполеоновской Франции, вернувшейся после 1815 г. к границам 1792 г. Любая непродуманная авантюра могла лишить ее результатов побед 1864 г. и 1866 г., что было бы поражением для Пруссии и личной катастрофой для Бисмарка.
Европейская дипломатия с особым вниманием следила за Северогерманским союзом, но направление его дальнейшего развития не являлось загадкой. Новое положение в Германии, писали «Московские ведомости», «не есть еще полная действительность, это есть еще только <> вполовину совершившийся факт <> Германия есть пока не что иное как кризис, исполненный опасностей и не близкий к концу»[1426]. Фраза «вполовину совершившийся факт» характеризовала то же, что имел в виду «Вестник Европы»: «Близкое к завершению объединение Германии»[1427] и о чем более откровенно писала в 1867 г. британская «The Times»: «Упрочить единство между Северной Германией и Южной <.> наконец, увенчать прусского короля короной германского императора и, таким образом, воссоздать в пользу Пруссии Германскую империю»[1428].
Европейская дипломатия с особым вниманием следила за Северогерманским союзом, но направление его дальнейшего развития не являлось загадкой. Новое положение в Германии, писали «Московские ведомости», «не есть еще полная действительность, это есть еще только <> вполовину совершившийся факт <> Германия есть пока не что иное как кризис, исполненный опасностей и не близкий к концу»[1426]. Фраза «вполовину совершившийся факт» характеризовала то же, что имел в виду «Вестник Европы»: «Близкое к завершению объединение Германии»[1427] и о чем более откровенно писала в 1867 г. британская «The Times»: «Упрочить единство между Северной Германией и Южной <.> наконец, увенчать прусского короля короной германского императора и, таким образом, воссоздать в пользу Пруссии Германскую империю»[1428].
Встав на путь реализации своей национальной задачи, Пруссия фактически запустила процесс реформирования европейских международных отношений. События 1866 г. переводили систему баланса сил на континенте в неравновесное состояние, из которого должен был возникнуть новый порядок. «Московские ведомости» писали: «Вопросы встают повсюду, куда бы мы не оглянулись. Прежнее международное право утратило силу; старые нормы пали; все отношения изменились; все колеблется и чувствует себя в состоянии переходном»[1429]. Дальнейшая дестабилизация Венской системы угрожала углублением противоречий и актуализацией проблем, одни из которых не были решены еще в 1815 г., а другие уже успели возникнуть за прошедшие со времени заседания Венского конгресса полстолетия.
Одновременное обострение международных конфликтов и предчувствие в Европе неизбежности финального столкновения Пруссии с Францией все это заставляло Бисмарка осторожничать с Парижем: «Быть приятным Наполеону в мелких вопросах, чтобы иметь возможность противостоять ему по более крупным проблемам»[1430]. Это тем более было верным решением, учитывая то, что время работало, по его словам, на Пруссию: «Каждый год отсрочки войны увеличивал нашу армию более чем на 100 тысяч обученных солдат»[1431]за счет очередного призыва военнообязанных. Правда, канцлера волновало не только накопление военной мощи Пруссии. Более всего он был заинтересован в развитии благоприятной для окончательного решения германского вопроса международной ситуации.
Стараясь внести свой вклад в достижение этой цели, Бисмарк внимательно следил за интересами великих держав в Германии. Анализируя европейский расклад сил, он постепенно исключил вероятность вмешательства в конфликт двух важных игроков: Великобритании и Италии. Туманный Альбион, так манивший Бисмарка во франкфуртский период его дипломатической деятельности, потерял для него теперь свою привлекательность. Горчаков в письме Убри в начале января 1867 г. подчеркивал, что Бисмарк «предпочел бы соглашению с Англией соглашение с Францией»[1432]. Действительно, английское королевское правительство, продолжавшее курс невмешательства в дела Европы, «давно уже с большим хладнокровием, граничащим с презрением, смотрит на все, что делается по сю сторону канала»[1433]. В это время оно было занято подавлением беспорядков в Ирландии и с особым вниманием следило за развитием Североамериканских штатов, где совсем недавно завершилась Гражданская война. Италия была еще слаба, занималась улаживанием своих внутриполитических вопросов, выстраиванием финансовой системы и укреплением социально-экономических отношений. Ей самой еще только предстояло определиться в выборе союзника в международных отношениях[1434].