Саван Аннабет был очень красивым: на его сером шелке были вышиты совы. Очень жаль, сказал я ей, что ее в нем не похоронят. Она дала мне тычка и велела заткнуться.
Так как я был сыном Посейдона, соседей по домику у меня не было, и дети Ареса вызвались смастерить саван для меня. Они взяли старую простыню, нарисовали по краям смайлики с крестами вместо глаз, а в середине огромными буквами написали «ЛУЗЕР».
Жечь его было одно удовольствие.
Потом мы собрались у костра, где ребята из домика Аполлона затянули песни и начали раздавать сморы. Я оказался в компании старых соседей из домика Гермеса, друзей Аннабет из домика Афины и сатиров, приятелей Гроувера, которые с восхищением разглядывали новенькую лицензию искателя, выданную ему советом козлоногих старейшин. Совет решил, что во время квеста Гроувер показал себя «неперевариваемо храбрым», и, по словам старейшин, его действия были «на рогатую голову выше всего», что они видели в прошлом.
С кислыми лицами на празднике сидели только Кларисса и ее братья и сестры, которые так буравили меня глазами, что я понял: они ни за что не простят мне унижения, которое их отец пережил по моей милости.
Но мне было все равно.
Настроение мне не испортила даже приветственная речь Диониса:
Да-да, в общем, мальчишка умудрился не убиться и теперь возомнит о себе еще больше. Короче, ура. Теперь к другим объявлениям: в субботу гонок на каноэ не будет
Я снова заселился в третий домик, но больше не чувствовал себя одиноким. Днем я тренировался с друзьями. А ночью лежал и слушал море, зная, что где-то там сейчас мой отец. Пусть он пока не знает, как ко мне относиться, пусть не желал моего появления на свет но он наблюдает за мной. И пока у него есть повод мной гордиться.
У мамы появился шанс начать новую жизнь. Спустя неделю после прибытия в лагерь я получил от нее письмо. Она писала, что Гейб внезапно пропал, как сквозь землю провалился. Она сообщила об этом в полицию, но что-то ей подсказывало, что его вряд ли отыщут.
И совсем по другому поводу мама сообщила, что продала свою первую бетонную скульптуру в натуральную величину под названием «Игрок в покер». Частный коллекционер купил ее через художественную галерею в Сохо. Она получила столько денег, что смогла внести задаток за новую квартиру и оплатить первый семестр обучения в Нью-Йоркском университете. Сотрудники галереи умоляли ее предоставить больше скульптур, которые, по их мнению, представляли собой «прорыв в неореализме отвратительного».
«Но не переживай, писала мама. Со скульптурой я завязала. Я избавилась от коробки с инструментами, которую ты оставил. Пришло время мне заняться литературой». В конце она добавила постскриптум: «Я нашла частную школу в городе. И заплатила им, чтобы они придержали местечко, если вдруг ты захочешь пойти там в седьмой класс. Тогда ты мог бы жить дома. Но если решишь остаться на год на Холме полукровок, я пойму».
Я аккуратно сложил письмо и положил его на прикроватную тумбочку. Каждую ночь я перечитывал его перед сном и пытался решить, что ей ответить.
Четвертого июля[31] весь лагерь собрался на пляже, чтобы посмотреть на фейерверк, устроенный ребятами из девятого домика. Дети Гефеста не могли удовольствоваться парой жалких красно-бело-синих вспышек. Они вытащили в море баржу, забитую ракетами, размерам которых позавидовал бы зенитный комплекс «Пэтриот». Аннабет, которая уже видела их фейерверки, объяснила, что заряды должны выстреливать с такой частотой, что на небе получится нечто вроде мультфильма. Вишенкой на торте должны были стать два спартанских воина в сотню футов ростом. Планировалось, что они испортят воздух над океаном, сразятся друг с другом и разлетятся на миллион разноцветных искр.
Когда мы с Аннабет расстилали на пляже покрывало, к нам подошел Гроувер, чтобы попрощаться. На нем, как всегда, были джинсы, футболка и кроссовки, но за последние пару недель он возмужал и стал похож на старшеклассника. Бородка у него стала гуще. Он прибавил в весе. И рога у него подросли по меньшей мере на дюйм, поэтому теперь, чтобы сойти за человека, ему приходилось носить растаманскую шапочку не снимая.
Я ухожу, сказал он. Я просто хотел сказать ну, вы знаете.
Я старался радоваться за него. Все-таки не каждый день сатиру дают разрешение на поиски великого бога Пана. Но расставаться с ним было трудно. Мы с Гроувером были знакомы всего год, но он был самым старым моим другом.
Аннабет обняла его. И велела ему крепко стоять на фальшивых ногах.
Я спросил, откуда он собирается начать поиски.
Это секрет, смущенно ответил он. Я бы хотел взять вас с собой ребята, но люди и Пан
Мы понимаем, сказала Аннабет. Ты взял достаточно жестянок в дорогу?
Да.
А свирель не забыл?
Ох, Аннабет, проворчал Гроувер. Ты прямо как старая мама-коза. Но по голосу было слышно, что он ничуть не сердится. Он взял посох и надел на плечи рюкзак. Вид у него был как у автостопщика, каких полно на американских шоссе. И куда только делся тот низенький парнишка, которого я защищал от хулиганов в Академии Йэнси! Ну, сказал Гроувер, пожелайте мне удачи. Он еще раз обнял Аннабет, похлопал меня по плечу и зашагал по песку.