Катя и Петр прислонились спинами к изгороди и, опустив головы, смотрели в землю. Недоуменно таращили глаза на Василия Кириковича только Люська и Колька, которым еще не дано было глубоко понимать и чувствовать суть человеческих взаимоотношений. Но и им казалось, что этот толстый человек в шляпе в чем-то ведет себя не так. Оттого в их детских сердцах таились страх и боязливое любопытство.
В стороне от всех, под березой, стоял Герман. Он не решался взглянуть на Катю и смотрел, как Иван Маркелов увязывает на волокушах поклажу, но не видел ни Ивана, ни волокуш, ни лошади. Все было, как в тумане, как в тягостном бессмысленном сне.
Ну что, поехали? это сказал Иван.
Акулина заголосила.
Да успокойся ты, в самом деле! Ведь неудобно, сказал Василий Кирикович.
Акулина зажала руками рот и замычала, закатив глаза.
Нужно было подойти к Митрию Маркелову, потом к Нюре и так, по старшинству, вплоть до белоголового Кольки, со всеми проститься за руку. Но Василий Кирикович, видно, забыл этот обычай или не счел нужным следовать ему. Он чуть приподнял шляпу и сказал, ни к кому не обращаясь:
Всего доброго!..
Только Нюра кивнула ему, но Василий Кирикович и этого не заметил. Освободившись от матери, он быстро пошел за лошадью.
Акулина бросилась было за сыном и внуком, но подкосились ноги, она упала на колени, и из ее груди вырвался такой тоскливый стон, что содрогнулась оцепеневшая душа Германа. Он оглянулся и увидел, как следом ползет на коленях одинокая седая старуха, увидел ее тощие руки, выброшенные перед собой и к небу, точно крылья без перьев, и у него померкло в глазах.
К Акулине подбежали Нюра и Митрий. Они подняли бабку и повели к своему крыльцу...
Несколько километров Герман шел в состоянии глубокой внутренней опустошенности. Качалось небо, колыхалась дорога. Впереди маячили расплывчатые человекоподобные фигуры. Он не понимал, куда идет и зачем и идет ли вообще. Не бред ли все это: и шаткое небо, и зыбкая дорога, и бесплотные тени, и одинокая седая старуха, ползущая на коленях и ломающая сухие руки?..
Реальность окружающего мира ворвалась в сознание внезапно.
«Где Катя?» вопрос мгновенно возвратил Герману осязаемое ощущение действительности. Утвердилось небо над головой, обрела твердость земля, впереди показалась рыжая лошадь, запряженная в волокуши, и за нею двое Иван Маркелов и отец.
Но где Катя?.. Герман оглянулся. Никого.
«Она решила отстать, чтобы не идти вместе!» понял Герман и пошел тише. Но Катя не появилась на дороге ни через час, ни через полтора часа.
«Она пошла по другому пути! мелькнула догадка. Говорила же она, что ходила из Сарги домой прямыми тропами!.. Она решила, что я провожаю отца, и сейчас идет лесной тропинкой, чтобы не встретиться, когда буду возвращаться», и Герман ускорил шаг.
...В гробовом молчании шли за лошадью Иван Маркелов и Василий Тимошкин. Им, ровесникам, выросшим в одной деревне, разговаривать было не о чем.
Тимошкина угнетала вынужденная необходимость идти рядом с Маркеловым, но общество этого угрюмого мужика он предпочел обществу собственного сына, к которому со вчерашнего вечера испытывал реально ощутимый страх.
Тяготился соседством Василия Кириковича и Иван Маркелов. И если он охотно согласился сам отвезти в Саргу багаж, то сделал это лишь из расчета доехать заодно до Чудрина и договориться в заготконторе, чтобы прислали трактор за ивовым корьем. Конечно, сдать корье можно бы и позднее, размышлял Иван, крупно шагая за повозкой, но если удастся провернуть это дело теперь не хуже: нужны деньги. Ребятам перед школой надо справить кой-какую одежонку. Петьку из дому без денег тоже не отпустишь, а главное, надо хорошо одеть и обуть Катьку все-таки девка, да и жить будет в людях...
Ты бы маленько потише!.. взмолился Василий Кирикович.
Куда уж тише? Тише и лошадь идти не умеет... А вообще-то вы и одни дойдете. Дорогу знаете, а чемоданы ваши я на почте оставлю.
Одни? Без тебя?
А чего же? И спешить не надо, он поддернул вожжи и быстро зашагал за повеселевшим мерином...
Герман догнал отца, когда тот брел по проселку уже один.
А где Маркелов?
Вперед уехал. Да мы и без него дойдем...
Неужели Катя сговорилась со своим отцом? Это уже совсем плохо. Но все равно он увидит ее! Это последний шанс, чтобы еще раз объясниться и развеять нелепое недоразумение.
И он пошел дальше, будто встретил на дороге не отца, а случайного пешехода, который идет слишком медленно и потому не годится в попутчики.
Сапоги путались в высокой траве, ветви деревьев больно хлестали по лицу, будто хотели задержать его, умерить пыл, но Герман не замедлял шаг. Под гору бежал, в гору шагал крупно, тяжело дыша...
Когда навстречу на размашистой рыси вынеслась рыжая лошадь и над гривой мелькнула красная шапочка, Герман остолбенел от неожиданности Катя?! Но в следующее мгновение понял: лошадь эта не Орлик и в седле незнакомая девушка, белолицая и совсем не похожая на Катю. И догадался: медичка, та самая Марина, которая в прошлом году вылечила бабушку. Он приподнял руку, как обычно останавливал в городе такси.
Девушка натянула поводья. Лошадь вскинула голову, ощерилась желтыми зубами, остановилась.