Никто и никогда не просил Германа рассказать о себе. Тот узкий круг друзей, в котором он вращался последний год, складывался стихийно, сам собой, по неписаному закону: иметь элита-предков, экстра-одежду, ультраманеры; уметь весело развлекаться, не жалеть денег. Ничто иное, в том числе и прошлые знакомства и привязанности, никого не интересовали, а настоящее каждого было у всех на виду. Но как разделить и как понять, что в той жизни хорошее, а что плохое?
Ты почему молчишь? она смотрела ему в глаза, будто хотела проникнуть в его мысли, узнать, о чем он думает. Разве у тебя не было ничего хорошего?
Пожалуй, не было, глухо произнес Герман.
В самом деле, не будешь же рассказывать о шумных вечеринках, о парковых и ресторанных приключениях, о пошленьком увлечении Розалией. Раньше все это казалось интересным и захватывающим, не жизнь сплошное удовольствие, а теперь... На мгновение он представил себя рядом с Розалией, накрашенной, капризной и фривольной до непристойности, и его аж передернуло. Все, что мне казалось хорошо, на самом деле было просто глупо. И по́шло. Мне нечего тебе рассказать...
Раз нечего, значит, и не надо, охотно согласилась она. И давай не будем больше вспоминать старое. Ладно?
Давай не будем, вздохнул Герман.
На озере заплакала гагара. Голос птицы, очень похожий на человеческий, был тосклив и тягуч, со стонами и жуткими вскриками. Герман вздрогнул.
Это гагара, Катя прислонилась к Герману плечом. У нас говорят: гагара плачет горе сулит.
Ты веришь в приметы?
Иногда верю, иногда нет. А ты?
Я их не знаю. Кроме черной кошки.
Это гагара, Катя прислонилась к Герману плечом. У нас говорят: гагара плачет горе сулит.
Ты веришь в приметы?
Иногда верю, иногда нет. А ты?
Я их не знаю. Кроме черной кошки.
А у нас много примет! У Петьки целая тетрадь записана. На погоду так есть очень правильные, а на людей что-то не верится.
А на людей какие?
Разные. Такая есть примета: когда молодые идут К венцу и жених споткнется на левую ногу, то он рано умрет, а если на правую, то разведется с женой... Ну, это старинная, теперь к венцу не ходят. Или еще: который парень носит шапку на глазах, тот будет изменять, а который на затылке пьяницей станет... А ты как носишь шапку? она взглянула ему в лицо.
Я?.. Всяко носил. Теперь знать буду.
Катя засмеялась.
Он ощущал ладонью тепло ее упругой плотной руки, которое, казалось, проникало до самого сердца, волновало и успокаивало одновременно. И он бережно прижимал ее руку к себе, будто хотел как можно больше вобрать в себя этого тепла...
Они возвратились в деревню, когда было совсем темно. Под березами Катя остановилась.
Все. Пришли. Вот мой дом... А твой дом далеко, далеко! Так далеко, что никакая ниточка туда не дотянется перервется...
Когда мы встретимся снова?
А когда бы ты хотел? в голосе легкое лукавство.
Сегодня.
Ого!..
Конечно. Побродили бы с тобой до самого утра! Давай? И вместе посмотрим, как будет вставать солнце.
Ты хочешь, чтобы я неспавшая ехала в Саргу? А если я усну в седле и упаду с лошади?
Нет. Я хочу, чтобы ты вообще туда не ездила.
Ехать надо... Ну что же, тогда до завтра?..
Было темно, и он не видел ее лица, но уловил в голосе грусть и сделал робкое движение рукой хотел обнять ее за плечи, но Катя слегка отстранилась.
Когда я вернусь, ты опять приходи сюда, к березам. Через часок. Хорошо? и осторожно высвободила свою руку из его невольно разжавшихся пальцев...
37
В избе было душно. Василий Кирикович сидел на лавке в той же позе со скрещенными на груди руками, будто и не вставал с места.
И хочется тебе в такой духоте сидеть! сказал Герман и распахнул окно.
Комары налетят, Василий Кирикович поднялся, вывернул у лампы фитиль, чтобы было светлей, и снял со стола полотенце, которым был накрыт ужин. Давай-ка перекусим маленько!
Не хочу.
Но ты же ничего не ел вечером! Коньячку выпьем. С морошкой. Наверно, это бесподобно!.. он достал из чемодана последнюю бутылку «Плиски», принес из сеней тарелку морошки. Отличная ягода! И как ты столько набрал? Адское терпение надо...
Туфли и носки были мокрыми от росы, и Герман положил их на шесток, на поленья. Отец заметил это.
Ты промочил ноги?! и решительно открыл коньяк. Разве можно так рисковать здоровьем? Давай-ка выпей, а то простудишься.
Не хочу.
Не иначе ты опять заболел! упавшим голосом сказал отец.
Тебе с первого дня, как мы сюда приехали, мерещатся всякие болезни.
Может быть. Но в этом виновато твое легкомысленное поведение.
Интересно. А каким бы ты хотел видеть мое поведение? Чтобы я круглые сутки сидел в четырех стенах или прогуливался с тобой по зеленой травке? Триста метров от дома и триста обратно...
Никто тебя не заставляет сидеть в четырех стенах, Василий Кирикович начал раздражаться. Меня поражает другое. Ты совершенно утратил чувство собственного достоинства. Что, к примеру, ты нашел в этой деревенской девке?
Ах вот в чем дело! усмехнулся Герман. На такие вопросы я не считаю нужным тебе отвечать. Да ты и не поймешь. В общем, я пошел спать!..
Как только за Германом затворилась дверь, Акулина сказала:
Ты бы, Васенька, не тревожил парня. Теперь его не поворотишь, куда хошь. Большой!.. Да и не слушает он тебя.