Девчонки собрались за моей спиной и тоже уставились в монитор.
Да он просто вылитый азиатский Джордж Клуни, говорит Хансани.
Ага, только до Амаль и рождения близнецов, уточняет Глори.
Я закрываю статью и следующие несколько минут разглядываю его фотографии. Вот он в королевской ложе в Ковент-Гарден вместе с Принцем Чарльзом и Камиллой на опере «Травиата». Здесь он на бранче с Великим герцогом Люксембургским в замке Бецдорф, а тут на Средиземном море с королем Испании. И все в таком духе: катание на лыжах с Хансом, принцем Лихтенштейна, обед на государственном уровне в ОАЭ с президентом шейхом ибн Заидом Аль Нахайян. И вдобавок ко всему, его свежая фотография с Джорджем Клуни! Захлопываю ноутбук и отодвигаюсь от стола. Нужно перевести дух.
Нура, Глори и Хансани растерянно улыбаются. От них веет тревогой. Возможно, если произнести это вслух, то станет больше похоже на правду:
Мой отец наследный принц Японии.
Не сработало.
Трудно поверить, но фотографии не врут. Мы похожи как две капли воды. Плод его чресл. Да уж, та еще фразочка.
Детские мечты сбылись: ты принцесса, произносит Нура.
Принцесса. Большинство маленьких девочек мечтает быть принцессой. Только не я. Мама покупала мне кубики с изображениями Хиллари Клинтон и Рут Бейдер Гинзбург[16]. Я просто мечтала об отце, знать, кто я, и говорить об этом с гордостью.
Если в тебе течет королевская кровь, то наверняка я тоже родовитая, брякает Нура. Когда я буду дома, то заплачу за составление своей родословной. Вдруг я наполовину Таргариен, на тридцать процентов принадлежу британской королевской семье и на сто процентов пропавшая сестра Опры.
Уверена: это так не работает, замечает Хансани и при виде косого взгляда Нуры поднимает руки. Ладно-ладно, просто говорю.
Проигнорировав ее, Нура обращается ко мне:
Со мной никогда не приключалось ничего лучше: моя лучшая подруга принцесса! Она подпирает руками подбородок и, хлопая глазами, смотрит на меня. Уж я своего не упущу.
У меня голова идет кругом. Я не могла даже подумать о таком не то что мечтать. Ждала целых восемнадцать лет. А теперь комок в горле. Как же неприятно. И неизбежно.
Вся моя жизнь обман. Почему мама скрывала от меня правду?
А вот это вопрос на миллион, дружище, щелкает пальцами Глори.
3
Я: Мысль о разговоре с мамой определенно лучшее слабительное на свете.
Нура: Ты сможешь.
Нура: Вперед, в духе «Закона и порядка»[17]. Настало время ответить за содеянное. Ты отважный прокурор, который привлечет ее к ответственности.
Я: Я бы предпочла быть Маришкой Харгитей. Она такая крутая! К тому же Айс-Ти ее напарник.
Я: Ну все, я пошла. Мама дома.
Нура: Не забывай про Молот правосудия!
Вздохнув, перевожу телефон в беззвучный режим. Так, плечи расправлены. Сердце наполнено решимостью. По-прежнему чувствую неприятное ощущение в животе. Оно сопровождает меня всю дорогу по коридору в кухню. Мама уже вовсю гремит посудой, открывая и закрывая дверцы шкафов, и наливает масло в большой вок. На ужин сегодня жаркое. Сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь. Расслабься. Веди себя естественно. Это не так сложно. Крутиться на кухне с шести часов, каждые десять минут спрашивая, когда будет готов ужин, это твоя работа.
Подхожу к стойке и сажусь на один из стульев. Под шкафчиком на крючках висят кружки мама их коллекционирует. На ее любимых написаны странные фразы. Прямо передо мной красуется надпись: «Геология рулит». Мама кладет передо мной разделочную доску, нож и разноцветные болгарские перцы.
Давай режь, кивает она.
Я делаю, что мне велено, кромсаю оранжевый овощ.
Мам?
М-м? Она заворачивает тофу в ткань. Пиджак уже успела снять, но «школьная форма» до сих пор на ней: классическая рубашка на пуговицах с закатанными до локтей рукавами и элегантная юбка-карандаш.
Расскажи мне еще раз про моего отца. Ну, донора спермы.
Мы всегда были откровенны друг с другом. Иными словами мать-одиночка и дочь, двое против целого мира. Вот только теперь все вдруг перепуталось. Изменилось. Но она пока этого не замечает. Это как развод родителей Глори. Ее мама остыла и начала встречаться с семейным стоматологом, а папа в это время готовился к двадцатой годовщине семейной жизни. Ложь перечеркнула все.
Мама закрывает глаза. Ну, конечно, сейчас начнется ее коронное «сегодня-был-длинный-день и у-меня-нет-времени-на-эти-разговоры».
Я просила тебя не использовать эту фразу.
Прости. Я учусь в государственной школе. У нас есть предмет «половое воспитание». Я слишком много знаю.
Она разворачивает тофу, режет его на кубики и бросает в вок. Он шипит, и звук этот действует на меня приятно-успокаивающе как будто возвращаешься домой.
Эта тема может подождать? Я ужин готовлю.
Я сильнее сжимаю в руке нож: меня накрывает волна решимости. Я не злюсь. Совершенно.
Нет, не может. Просто расскажи мне еще раз.
Она замирает и оборачивается. И подозрительно смотрит на меня.
К чему все это? Тебе чего-то не хватает из-за отсутствия отца?
Ох! От выражения ее лица душа рвется на части. Моя решимость сменяется оборонительной позицией. Что мне ответить? Да. Мне не хватает отца. Даже больше: мне не хватает прошлого. Со стороны мамы семьи нет. Она сансей японка в третьем поколении. Ее бабушка и дедушка эмигрировали в тридцатых годах прошлого века. Они не знали языка, и все, что у них было, когда они сели на направляющийся в Америку корабль, это надежда на лучшую жизнь. После Второй мировой войны они спрятали фамильную реликвию кимоно под кровать, наряжали в декабре рождественские елки и говорили исключительно по-английски.