Надо будет воспитателя подыскать. И кухарку. Снова.
Куда подевалась Адель, которая до того являлась исправно, Глеб не знал. Осознала наконец, что место ее на кухне и иного не предложат? Обиделась? Или устала? Главное, что едой в доме не пахло. Плохо.
Солнце за дверью палило нещадно. И воздух пах пылью. Дорога к воротам показалась бесконечной. А боль сползла ниже, наполняя одну печать за другой.
Может, прав был отец в том, что боль это плата за силу, и следует принять ее сразу.
Нет. Этак додуматься можно
Кого там принесло? не слишком вежливо поинтересовался Глеб.
У кухарки имелся ключ. Он сам его сделал.
Полиция, ответили с той стороны баском. Открывайте. У нас предписание.
А Павлуша исчез.
Вот утром был, еще когда из подвала вернулись, сидел, бумагами обложившись, а после надо было делать контур двойной, чтобы и на выход, и на вход сигнализировал.
Калитку Глеб отворил. Старые ворота проржавели и открывались с протяжным скрипом, а левая створка и вовсе застревала в зарослях лебеды и крапивы. Правая же провисла, и открывать ее приходилось, слегка приподнимая, что детям было не под силу. К счастью.
Мастера нужны. И для дома, который все же стар. Крыша протекает, из окон поддувает, часть комнат завалена барахлом, в другой запустение.
А еще школа. Реконструкция и перестройка
Доброго вам дня, господин за калиткой меньше всего походил на полицейского. Он был невысок, худощав и странно неказист. Светлые волосики его растрепались, рубашка запылилась, а пиджачишко, чересчур просторный, будто чужой, измялся. Из нагрудного кармана торчал хвост клетчатого платка, а в руках господин держал массивную трость.
И вам. Доброго.
Глеб не сдержал зевка. Получилось до крайности невежливо, но господин ничуть не обиделся.
Старший унтер-офицер Градов, представился господин, щелкнув каблуками. А вот туфли у него были щегольские, белые, с длинными узкими носами, из-за которых ступни господина гляделись невероятно длинными. Мирослав. Аристархович.
Белов. Глеб.
А по батюшке?
Без батюшки. Чем обязан?
Мирослав Аристархович вытянул шею, несколько, к слову, грязноватую, силясь заглянуть за забор. Глеб отступил даже, чтоб гляделось сподручнее.
За калиткой был двор. Изрядно заросший, местами и вовсе дикий. Вон там поднималась стена колючего малинника, она подкатывалась к самой ограде, напрочь игнорируя сторожевую сеть. В зарослях прятались и крапива, и темный вьюнок, норовивший оплести все, до чего дотянется. Чуть дальше, сквозь дорожки, прорастала лебеда. Плющ опутал дом и немного старые деревья.
Проходите, Глеб подумал и решил, что с полицией стоит если не дружить, то всяко держаться ровно. И рассказывайте, что случилось.
А ах да конечно, случилось, Мирослав Аристархович в калитку протиснулся бочком, задержался ненадолго, глядя на то, как закрывается она. А
Выпущу, не волнуйтесь.
Да нет я он смутился. Просто давно уж не имел дела с мастерами, а потому нижайше прошу, если вдруг не обижайтесь.
Не буду.
У вас кровь идет.
Идет, согласился Глеб и через плечо почесал зудящую печать. Скоро перестанет.
И еще одна рубашка отправится в камин. Этак и разориться недолго.
Так что
Скажите, вам знакома девица Антонина Петровна Замирская? Мещанского звания, двадцати двух лет от роду? Сирота?
Нет.
Мирослав Аристархович мотнул головой:
А у меня есть свидетели, что знакома. Что погодите, он вытащил из кармана пиджака засаленный блокнот и ткнул в него пальцем, что не далее как неделю тому вы с ней изволили гулять. А после обедали в трактире ее дядюшки.
Тот клубок почти сбежал.
Но спицы не позволили. Они зацепили тонкую нить, вплели ее в узор, в тот узор, который никогда не будет закончен. Иллюзия. Игра утомленного разума и тьмы, которая любит этот разум подразнить, рисуя картины, которых не было.
А еще она служила у вас
Адель, перебил Глеб. Девушку звали Адель.
А по паспорту если, то Антонина
Мне она паспорт не предъявляла.
Ага это слово повисло в воздухе. То есть без паспорта взяли?
Брал я ее тетушку, а явилась она. Я же Глеб махнул рукой, не объяснять же, что как-то невместно было возвращаться в трактир и выяснять отношения, тем паче что с готовкой девушка вполне справлялась, а большего от нее не требовали.
Мирослав Аристархович почесал блокнотиком нос и уточнил:
Стало быть, не отрицаете?
Чего?
Факта знакомства.
Не отрицаю.
Клубков было много, матушка выбирала их наугад, кажется, не особо задумываясь, как сочетаются цвета. Теперь Глеб понимал, что и она была не совсем нормальна, только ее безумие, бессмысленное, обреченное, было тихим. Оно выражалось в шарфах невероятной длины и в странных узорах. В ее нежелании уходить. В ее виноватой улыбке, в святой уверенности, что долг ее сберечь семью. Ту, которой давно не было.
Хорошо, а то у меня свидетели. Когда вы видели ее в последний раз?
Вчера или позавчера? Несколько дней тому. Говорю же, Адель
Антонина, упрямо произнес Мирослав Аристархович. По паспорту
Заменяла тетку.
И вы?
А я не заменял. Я отвратительно готовлю. Именно поэтому мы, собственно говоря, кухарку и наняли.
Теперь уж точно придется искать новую, потому что старая не пришла, зато пришла полиция со странными этими расспросами. Тут и гадать нечего, с девчонкой случилась беда, в которой обвинят Глеба.