Но несмотря на столь активные исследования, к началу XX в. никаких прямых физических связей между Землей и Солнцем, которые могли бы сравниться с открытием «магнитного крестового похода», обнаружено не было. Интерес к этой области постепенно угасал. «Солнцепятнопоклонничество», как уничижительно окрестили его критики, стало напоминать лженауку, последователи которой пытались в пучине данных отыскать несуществующие закономерности.
Но несмотря на столь активные исследования, к началу XX в. никаких прямых физических связей между Землей и Солнцем, которые могли бы сравниться с открытием «магнитного крестового похода», обнаружено не было. Интерес к этой области постепенно угасал. «Солнцепятнопоклонничество», как уничижительно окрестили его критики, стало напоминать лженауку, последователи которой пытались в пучине данных отыскать несуществующие закономерности.
Лишь небольшая группа ученых осталась верна поискам связей между Солнцем и Землей. Эти физики были заинтересованы не столько в расшифровке «секретного кода» погоды, сколько в понимании фундаментальных физических связей между явлениями. В отличие от большинства физиков, изучавших поведение электричества, магнетизма и тепла в очень малых масштабах, эти ученые исследовали природу в масштабах Солнечной системы и всего космоса, опираясь на предположение о том, что «сила, не менее универсальная, чем сама гравитация, но с чьим способом действия мы еще не знакомы, пронизывает Вселенную и порождает, если так можно выразиться, некое неосязаемое взаимодействие между всеми ее частями»[139]. То, что Солнце каким-то образом влияет на земные явления, было очевидным и неоспоримым фактом. Но предстояло выяснить, что за сила «не менее универсальная, чем сама гравитация» была ответственна за это влияние. Ученые были убеждены, что физическое взаимодействие между Землей и Солнцем (среди прочих небесных объектов) играет важнейшую роль в протекании земных метеорологических, магнитных и электрических процессов. И хотя речь шла о колоссальных космических расстояниях, мыслили они на удивление чувственными образами. В их описаниях Земля и Солнце были настроены друг на друга, словно двое влюбленных. «О взаимоотношениях математического характера нам было известно и прежде, писали два ведущих физика, но эта связь кажется гораздо более тесной: они чувствуют вместе, пульсируют вместе, они чутки и восприимчивы, как мы сами»[140]. Слабые, расходящиеся подобно волнам возмущения могли возникать в любой точке Солнечной системы, не только на самом Солнце. Незначительные изменения в гравитационных полях других планет каким-то образом влияли на процесс солнечного пятнообразования, что в свою очередь оказывало непосредственное влияние на земную погоду. Она менялась за счет того, что Солнце, «воздействуя в разное время на разные участки воздушных и водных оболочек нашей планеты, производит океанические течения и воздушные потоки, а также, влияя на различные формы воды, присутствующие в этих оболочках, порождает дождь, облака и туман»[141]. Страстная вера в существование подобных связей вселяла в физиков надежду и придавала им силы, несмотря на отсутствие каких-либо результатов. Кажущаяся непостижимой изменчивость погоды говорила «не о ее свободе от законов», писали Локьер и Хантер, «но о нашем невежестве»[142]. В конечном итоге ученым удастся доказать, что все природные явления, включая самые переменчивые из них, осадки, подчиняются законам природы. Но для этого нужно было время
и данные, очень много данных. А их-то, по крайней мере у Уокера, было столько, сколько пожелаешь, и даже больше. Уокер не был физиком ни по образованию, ни по склонностям и не болел охотой за цикличностью. Но он был человеком, для которого цифры стали инструментом решения конкретных задач. Это требовало дисциплинированного подхода, и с той же дисциплинированностью, с какой он учился в Кембридже, Уокер изучал цифры, чтобы извлечь из них скрытый смысл.
Он добросовестно проверил наработки и гипотезы всех, кто занимался проблемой до него. Было бы неверно сказать, что ученый не руководствовался прошлым опытом. Вопросы, которыми он задавался, уже задавали до него другие: как могут быть связаны между собой очень далекие друг от друга явления? Это было характерно для имперского способа мышления, которое стимулировалось все теми же железными дорогами, телеграфом и бюрократическими структурами, обеспечивавшими существование империи. Уокер, как и любой другой человек, находился под влиянием окружающего его мира, прошлого опыта и задач, стоявших перед ним сейчас.
Первым делом ему требовалось собрать сами цифры, но это было проще всего. Он возглавлял самую передовую метеорологическую организацию в мире. Результаты измерений стекались в его кабинет непрерывными потоками день за днем, месяц за месяцем. Директор индийских обсерваторий не страдал от недостатка данных о муссонах. Так, в 1907 г. к нему поступали сведения о количестве осадков из 2677 точек, разбросанных по всей Индии. Нескольких десятков метеообсерваторий снабжали его показателями давления, температуры и скорости ветра, которые регистрировались вручную с восьмичасовым интервалом или же автоматически с помощью приборов-самописцев. Зная, что для расшифровки кода муссонов ему нужны данные, собранные в океане, он откомандировал в Калькутту и Бомбей двух клерков с единственным заданием посещать все заходящие в гавань суда, чтобы копировать их метеорологические журналы и снимать показания корабельных барометров. Получить доступ к информации из воздушного океана атмосферы было гораздо сложнее, однако Уокеру требовалось создать, по возможности, трехмерную карту воздушных потоков, которые несли дождь или засуху. К 1904 г., когда он начал свою работу, исследователи муссонов были единодушны в том, что необходимо срочно получить как можно больше данных о среднем и верхнем слоях атмосферы, используя для этого любые возможные средства[143]. По распоряжению Уокера над Бельгией, а также над Бенгальским заливом и Аравийским морем запускались воздушные шары и змеи, поднимавшиеся на высоту до 4 км. А в самой Шимле он запускал гуттаперчевые метеозонды, оборудованные сверхлегкими приборами. Чтобы получить их обратно вместе с ценными результатами измерений, он прикреплял к шарам записки с обещанием щедро вознаградить того, кто вернет их целыми и невредимыми. Наконец, поскольку Генри Бланфорд считал важным фактором, влияющим на муссоны, снегопады в Гималаях, Уокер организовал из Шимлы фотосъемку гор, чтобы из года в год сравнивать уровни снежного покрова[144].