Как долго? спросила я.
Одиннадцать недель, три дня, двадцать один час.
Я прикусила щеку изнутри.
Ты больше не можешь там оставаться.
Знаю. Когда начнется школа Я не представляю, что делать, черт побери. Они меня заклюют.
Им не нужно знать. Но ты должен оттуда выбраться. Хотя бы в приют для бедных.
Миллер покачал головой, уткнувшись в подушку.
Мама отказывается. Она говорит, что тогда меня у нее заберут. Говорит, что, по крайней мере, машина по-прежнему наша. Да и не факт, что все обязательно узнают. Никто не видит, как я прячусь в лесу. У меня есть шанс.
А если вас выгонит лесничий?
Мама собирает деньги на депозит, а я помогаю.
Сколько времени это займет? Вы оба должны переехать сюда. У нас комнат более чем достаточно.
Нет, Ви.
Почему нет? Тебе не кажется, что твоя мама хотела бы не делать того, чем занимается?
Да, выдавил он сквозь стиснутые зубы. Но она никому не доверяет. И я тоже.
Ты можешь мне доверять, Миллер.
Жесткое выражение его лица смягчилось. Он хотел было ответить, но на моем телефоне сработал таймер.
Почему нет? Тебе не кажется, что твоя мама хотела бы не делать того, чем занимается?
Да, выдавил он сквозь стиснутые зубы. Но она никому не доверяет. И я тоже.
Ты можешь мне доверять, Миллер.
Жесткое выражение его лица смягчилось. Он хотел было ответить, но на моем телефоне сработал таймер.
Стирка. Сейчас вернусь.
Я поспешила вниз, мимо кабинета, где бубнил телевизор и из-под двери лился голубоватый свет. Папа все еще был изгнан из спальни на раскладной диван, в то время как мама уютно устроилась в их огромной кровати.
Я остановилась у двери кабинета. Можно попросить помощи у отца. Совета.
Потом подумала, что он разбудит маму, потому что Миллер в моей комнате в моей кровати. Они будут в бешенстве, начнут читать нам нотации.
Значит, утром.
В прачечной я переложила одежду в сушилку, а когда вернулась, Миллер, похоже, спал.
Я подвинула стул под дверную ручку на случай, если родители вспомнят о моем существовании, и выключила свет. Легла рядом с Миллером и натянула на нас одеяло. Уютно устроилась на подушке, но Миллер открыл глаза.
Ви прошептал он.
Я здесь.
Что же мне теперь делать? Его голос был хриплым, и мое сердце сжалось.
Как будто вот-вот расколется на тысячи кусочков.
Спать, ответила я, стараясь казаться храброй. Какой я и была, по его словам. Мы что-нибудь придумаем.
Он покачал головой.
Не знаю. Мы живем в автомобиле всего несколько недель, но мне кажется, что я там родился. Временами мне просто хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.
Я этого не допущу. Ты мне нужен.
Ты не можешь никому рассказывать. Поклянись, что не будешь.
Миллер
Поклянись, или я уйду прямо сейчас и никогда не вернусь.
Он казался слишком измученным, чтобы двигаться, но я знала, что он поднимется и выползет из окна, если не пообещаю. Я зажмурилась, из глаз брызнули горячие слезы.
Клянусь.
Спасибо, Ви.
Я подавила рыдания, прижалась к нему и обняла. От него пахло чистотой, такой теплый, но худой. Слишком худой.
«Он похудел со времени нашего знакомства. Жизнь в машине его убивает».
Миллер на секунду напрягся, а потом притянул меня к себе, и я положила голову ему под подбородок. Мы идеально подходили друг другу, как кусочки мозаики.
Он глубоко вздохнул, и его грудь прижалась к моей щеке. Я слушала его сердцебиение, слишком быстрое, как мне показалось. Если бы я уже была врачом, то смогла бы помочь ему и не чувствовала себя такой беспомощной. Удары, казалось, отсчитывали секунды. Но до чего я не знала. Может быть, чего-то плохого. Я погрузилась в сон, и страх последовал за мной.
III
На следующий день мы шли по обсаженным деревьями тротуарам в центре Санта-Круза, мимо симпатичных магазинчиков, ресторанов и художественных галерей. Мы направлялись в кафе «Брэвери», чтобы встретиться с Шайло. Я внимательно наблюдала за Миллером, отмечая бледность его лица. Проснувшись, я обнаружила в мусорном ведре моей спальни две бутылки из-под воды, и Миллер пожаловался на усталость, даже после того, как спал в моей постели.
Я почти и не помню, когда спал в настоящей кровати, сказал он в то утро. Забыл, каково это.
У меня внутри все сжалось.
Ты можешь спать в ней каждую ночь, предложила я, хотя на самом деле это был приказ.
Если его мама будет ночевать в мотелях, я заставлю его спать в моей постели и пить столько воды, сколько захочется. Миллер безропотно и стоически шел рядом со мной. Мы ежедневно очень многое принимали как должное: тепло, туалет, воду от простого прикосновения к крану. Уединение, личное пространство, постель. Миллера всего этого лишили, а он не жаловался и справлялся со всем в одиночку.
Перед ломбардом Миллер остановился и заглянул внутрь. В самом центре на подставке стояла акустическая гитара. Царапины портили бледный корпус, но на грифе более глубокий коричневый цвет выглядел дорого.
Какая красивая, заметила я.
Это моя, тихо пробормотал себе под нос Миллер. Я повернулась и посмотрела на него.
Что?
Его глаза округлились, а затем он нахмурился.
Черт, ничего, не обращай внимания. Он быстро зашагал дальше, я едва поспевала за ним.