Так или иначе, как бы я ни размышляла на тему того, кто мог подставить меня, а теперь жаждать моей смерти, ни одно конкретное имя и ни одна причина не приходили мне в голову. Говоривший со мной клиент в костюме купца явно был просто посредником.
Талвани тоже ограничивался лишь задумчивым «гхм» всякий раз, когда мы с ним неминуемо и неумолимо поднимали эту тему по дороге к таверне Ричарда. По пути мы сделали два перерыва: сначала остановились у магазина одежды, а затем у магической лавки, построенной неподалеку от Рассветного тракта, у водопада.
Это лавка, пусть и небольшая, спрятанная в кедровой роще и почти незаметная на фоне темной скалы, имела хорошую репутацию: сюда заглядывали за зельями, артефактами и книгами многие столичные колдуны. Так и сейчас: пока я выбирала зелья и маг-свитки, не лишние для дела, рядом со мной придирчиво изучали сушеные травы два заклинателя в традиционных таори рубинового цвета, длиной до колена. Их черные лоби были вышиты защитными рунами, красные бусины, вплетенные в пряди волос у лица, напоминали о том, что заклинатели нередко проливают свою кровь, защищая Шэрхенмисту от темных духов, сущностей и тварей.
В Плачущей роще объявились браксы, представляешь, сказал один заклинатель другому. Мы с трудом их обуздали. Пока непонятно, появились ли они сами или кто-то призвал их и потом не прибрал за собой.
Кошмар. Так близко от города Если это дело рук заклинателя, он должен понести наказание.
Кошмар. Так близко от города Если это дело рук заклинателя, он должен понести наказание.
Будем разбираться.
Итак, браксы оказались из числа темных сущностей, а не редким видом гончих Значит, среди наших преследователей есть как минимум один колдун. Плохо.
Я не стала обсуждать это с Тилвасом, ждавшим меня у гарраров. Через пару часов после заката мы с аристократом достигли таверны Ричарда и, в ожидании Бакоа, разошлись по своим комнатам.
Как и все воры, я особенно ценила комфорт, потому что знала, что в любой момент пуховая перина может смениться жесткими нарами. Так что я предпочла потратить свободное время на себя.
Я приняла душ, старательно отскоблила с себя дорожную пыль и грязь, а потом долго нежилась в деревянной ванне. Когда я вылезла, вся комната была затянута густым молочным паром. Я ладонью протерла зеркало и посмотрела в свои уставшие серо-зеленые глаза.
Привет, Джеремия Барк. Еще один прожитый день на твоем счету. Sub specie aeternitatis[5], не такая уж победа, но Все равно поздравляю.
Я уже потянулась к одежде, когда вдруг за распахнутым окном начался дождь. Такой шумный и сильный настоящий весенний ливень, да еще и с грозой. Раскаты грома пришли внезапно, будто выплыли откуда-то из-за горизонта и разом обрушились на весь лес и таверну.
Я застыла перед зеркалом. Мои зрачки непроизвольно расширились. Нет. Я не боюсь. Я не должна бояться.
Следом за страхом неизгоняемым и позорным пришла ноющая боль в старых ранах, моя верная спутница во время грозы. Сжав зубы, я отвернулась от зеркала и через плечо долгим взглядом окинула свои лопатки и поясницу.
Да Спина у меня, конечно, отстой.
Всю кожу от плеч вниз сплошняком покрывали золотые узоры татуировки: странная, оскорбительно кривая вязь, в один момент обрывающаяся, незаконченная. Уродливая, яркая, безвкусная.
Я ненавижу татуировки.
Всей душой.
В Шэрхенмисте наколками клеймят людей двух типов: убийц и госслужащих. По мне и то, и то отнюдь не завидная судьба. Но то, что прячется под моей татуировкой еще хуже, чем золотая краска
Шрамы. Много выпуклых страшных шрамов в виде непонятных символов, которые не удалось свести ни одному из подпольных лекарей, поэтому я «забила» их поверху татуировкой. Что не мешает шрамам болеть во время грозы, горячеть и саднить, как свежая рана.
Закорючки, черточки и точки. Неизвестный код, неизвестный язык. Тот самый шифр, который я так хочу и боюсь разгадать. И, возможно, с допуском в библиотеку Сената разгадаю.
Я открыла кран с ледяной водой и, сцепив зубы, начала прижимать мокрые холодные ладони к коже, стараясь остудить ее. Вскоре стало полегче.
В комнату постучались. Я завернулась в полотенце и пошла открывать.
Твоя агрессивная любовь прискакала: ждет внизу и бьет копытом, отрапортовал Талвани, оказавшийся на пороге.
Аристократ тоже прихорошился и приоделся. Его мокрые после душа каштановые волосы слегка завивались. Он окинул меня в полотенце заинтригованным взглядом, а потом то ли вспомнив о приличиях, то ли заскучав, перевел глаза куда-то мне за спину. На мгновение на его лице скользнуло удивление, но он тотчас тщательно его потушил.
Сейчас спущусь, кивнула я и захлопнула дверь.
Обернувшись, я поняла, что Талвани смотрел на зеркало в дальнем конце комнаты. И в зеркале этом минуту назад отражалась моя татуированная спина.
8
В таверне у Ричарда
Animi nostri sunt inimici nostri.
«Наши чувства являются нашими врагами».
Вскоре мы втроем сидели в самом темном углу таверны.
На самом деле таверна Ричарда представляла собой целый комплекс из нескольких домиков-гостиниц. На первом этаже каждого был расположен зал для еды и увеселений, выше находились спальни. Здесь отдыхала публика всех сортов, потому что это было самое крупное заведение на Рассветном тракте таверна виднелась издалека, а для уставших путников зачастую именно это являлось главным показателем успеха.