Сказав это, он развернулся и через секунду скрылся в праздничном зале. Юлиан еще долго оставался на террасе, чувствуя, что слова мышонка прочно осели в его сознании и едва ли уже оставят в покое. Он не чувствовал вины, только страх, что Марио и в самом деле выкинет что-то ужасное.
Кристиан не заметил в поведении Марио ничего странного, хотя и рассердился из-за его внезапного исчезновения. Юноша выглядел таким же, как всегда: тихим, скромным и бесконечно одиноким. Герцог Дарроу с удовольствием провел этот вечер, упиваясь своим новым положением, и от него ускользнула угрюмая ярость в глазах мужа, мелькавшая время от времени. Кристиан продолжал презирать Марио и не знал, что у него отныне есть мечта. Нет, не мечта. Цель, сокрушительное стремление.
Заставить всех пожалеть.
Глава 4
Марио полностью отстранился от Кристиана, утратил всякую надежду восстановить с ним отношения. Дарроу, по правде говоря, не слишком угнетало его отчужденное поведение; должности, приличествующие титулу герцога, моментально завладели всем его сознанием. Развлечения, кутежи, ежедневные пирушки все отошло в сторону под гнетом всевозможных королевских дел. Остался только Юлиан и, наверное, лишь потому, что сам всячески приставал к Дарроу, упорно не желая оставить в покое. Они неизменно спали вместе в доме Кристиана, но глава знатного рода постоянно заставлял Шерри пить чашу крепкого зелья, препятствующего беременности.
О том, что он спит с Юлианом, знали все и, надо заметить, никто его не осуждал во-первых, потому что все считали, что его муж, то есть Марио развратное похотливое создание, а во-вторых, потому что измены в королевских кругах имели место и помимо него. Однако незаконнорожденные дети это едва ли не грех, позор и безграничное унижение. За такое не только осудят лишат титула и, вполне вероятно, будут ненавидеть до конца жизни. Да, эти порядки вполне можно назвать странными и нелепыми, но, тем не менее, сила их имела огромную значимость, и Кристиан прекрасно это понимал.
Юлиан с откровенным недовольством принимал эликсир, конечно, его приводила в неистовство мысль, что Кристиан даже не помышляет заиметь от него от наследника (да, его ничуть не волновало, что, в таком случае, новоиспеченного герцога просто-напросто лишат всех прав), но что он мог поделать? Зелье приходилось покорно принимать и скулить от злости, зная, что проклятому мышонку этого делать не нужно.
Кристиан видел Марио исключительно по утрам, на завтраке. Они совершенно не разговаривали, юноша даже не смотрел в его сторону. Мрачное молчание царило за столом во время трапезы. Но даже в этом молчании Кристиан находил какое-то странное успокоение. Он замечал, что когда слишком долго не видел Марио, его охватывала смутная тревога, вызванная нелепым опасением, что мальчишка исчез из дворца.
Когда такое происходило, он тут же отправлял нескольких подданных проверить, дома ли господин Марио, и чем он занимается. Неизменно удовлетворяясь ответом, он мысленно смеялся над своими сомнениями, ведь Марио всецело принадлежал ему, и его нигде никто не ждал.
Надо сказать, эти внезапные подозрения приходили к нему не напрасно. Бесконечное одиночество, вполне естественно, не могло благоприятно отразиться на чувствах Марио. Тоска, гнев, жажда мщения и полное бессилие заставить его познать всю нещадную силу безнадежности. Его жизнь напоминала тихие морские волны. Изо дня в день одно и то же: бездушные слуги, унылые завтраки, опостылевшие занятия. Полная невозможность осуществить свою месть.
Иногда в нем разгоралось почти непреодолимое желание поговорить с Кристианом и обрести хоть какое-то взаимопонимание, потому что злая отстраненность, царившая между ними, приводила его в отчаяние, несмотря на весь гнев, что он испытывал к мужу. Но он неизменно сдерживался, с горечью вспоминая жестокие слова Кристиана. Одиночество медленно сводило его с ума, мысль о том, что он проживет так всю жизнь стала для него непереносимым испытанием.
Он постоянно сталкивался с Юлианом; Шерри нагло расхаживал по дому, очевидно, решив окончательно извести своего соперника. Марио ничего не говорил, молча разворачивался и хладнокровно уходил. Он очень остро сознавал всю тщету вражды с этим зазнавшимся проклятием. Ложные иллюзии относительно невинности Кристиана давно оставили его, теперь он четко понимал, что во всем виноват Кристиан, и только по его равнодушному согласию Шерри пользуется такими возможностями.
Чем чаще Марио думал о мести, тем сильнее становилась его уверенность в том, что он никогда не отыграется за свои унижения. Знать презирала его, из родственников никого не осталось, даже земли и деньги, принадлежавшие роду Андреасов, находились теперь во власти Дарроу. Беспомощность, словно стальные оковы, сжимала его со всех сторон. Сталкиваться в доме с Юлианом становилось поистине мучительно. Марио чувствовал, что должен что-то делать, но никакие полезные мысли не приходили на ум. Впрочем, вполне вероятно, их просто-напросто не существовало.
В конце концов, он принял решение бежать из дома и скрыться от Кристиана в соседнем королевстве. Иногда злость и отчаяние становились настолько сильными, что он, теряя душевное равновесие, начинал исступленно готовиться в дорогу, совать в карманы золотые украшения, расставленные во всех комнатах, запихивать в саквояж совершенно ненужные в путешествии вещи. К счастью, такие истерики случались не часто и, не успев достигнуть серьезных размахов, заканчивались.