- Все воюешь с лесорубами?
- С кем воевать? Лесорубы тоже план выполняют. Кедр возьмут, остальное заломают и все бросят. И никто не виноват. Вот какое дело...
- А почему уехал с Бурлита?
- Делать нечего, закрыли артель. Тайгу вырубили, ореха нет, рыбы нет, зверя нет. Одну бригаду оставили - пчеловоды, да немножко клепку заготовляют.
- А говоришь: все по-старому.
- Конечно.
- Отец-то хоть жив?
- Ты что, не знаешь. - Кялундзига посмотрел на Конькова как на ребенка.
- Помер, что ли? - опешил тот.
- Заболел. Опухоль в горле. Врачи сказали - рак. А он говорит - врут. Это не рак, а Окзо [злой дух тайги] гнездо свил. И выстрелил прямо в опухоль.
- Это что ж у вас, поверье такое? - спросил Коньков.
- Пережиток капитализма, понимаешь.
- Да-а! - Коньков покачал головой. - Жаль Сини. Лучший охотник за женьшенем был. А ты говоришь - все как было.
- Конечно.
- А село-то, Банга, стоит на старом месте? - спросил с усмешкой Коньков.
- Ты чего, не знаешь, что ли? - удивился Соза. - Село переехало на другой берег. Там затопляло в половодье. Теперь село на Новом перевале. Живут вместе с лесорубами.
- А так - все по-старому? - Коньков откинулся к стенке и захохотал.
Его любезно поддержали хозяин с хозяйкой, но смеялись они скорее над ним: ну, чему он в самом деле удивляется? Ведь столько лет прошло!
- Ты бригадира лесорубов Чубатова не знаешь? - спросил Коньков хозяина.
- Как не знаю! Работал он тут, километров двадцать выше по реке. Наши люди помогали ему. Лошадей давал для вывозки леса.
- Что он за человек?
- Человек как человек. Я с ним не работал.
- За что хоть его избили лесорубы?
- Не знаю.
- А почему они враждовали с Боборыкиным?
- Бывшая жена Боборыкина работала экспедитором у бригадира. Понимаешь?
- Дарья?
- Да.
- Вот оно что! - Коньков вынул тетрадь из планшетки и записал: "Дарья + Боборыкин". - Интересно! Завтра попытаемся кое-что уточнить, - сказал более для себя.
- Конечно! - ответил Кялундзига. - Завтра все узнаем. - И налил еще по стопке.
6
Утром, чуть свет, Коньков первым делом сбегал на дом к продавцу и узнал - брал ли накануне днем водку Боборыкин или сторож с его склада; потом проверил все удэгейские баты и оморочки, стоявшие на реке, в том числе и моторку Боборыкина, накрытую брезентом. И уж потом пришел завтракать.
Хозяева ждали его: шумел самовар посреди стола и курилась парком остывающая на жаровне картошка.
- Соза, после завтрака сразу пошли на розыски сторожа.
- Я вчера говорил. Наверно, уже пошли старики.
Ели торопливо, перекидываясь фразами.
- День хороший будет - туман над рекой потянулся кверху еще до восхода солнца, - сказал Коньков.
- Гээнта спит где-нибудь на косе, - сказал свое Кялундзига.
- Какой Гээнта? - не понял Коньков.
- Сторож со склада. Боится теперь возвращаться.
- Наверно, виноват, - сказала Адига. - Или что-то знает нехорошее.
- Его надо обязательно найти, - сказал Коньков.
- Найдем. Никуда не денется.
Наскоро проглотив по стакану чая, Коньков с Кялундзигой пошли к складу. Возле реки их уже ждали Боборыкин с Головановым. Боборыкин был в хромовых сапогах, в защитном френче и в кепочке, из-под которой выбивалась копна черных вьющихся волос. Он был щеголеват и недурен собой, но лицо его портили шишковатые надбровья - они резко скашивали лоб и придавали ему выражение угрюмое и раздражительное.
- Прежде всего давайте установим - откуда пошел огонь, - сказал Коньков.
- Я на запани был, - ответил Боборыкин. - Не знаю.
- Старики говорят - огонь пошел с того бугорка. - Кялундзига прошел к возвышению на краю пепелища и остановился. - Отсюда пошел огонь. Здесь юрта Гээнты стояла.
Подошел Коньков к этому месту, расшвырял сапогом пепел; что-то вроде задымленной палки отлетело в сторону. Капитан поднял ее; это оказался забитый пеплом обрезок от алюминиевого весла.