Для тебя ерунда, а для него трагедия, строго отрезал дед. О погоде можешь поговорить, о фильмах там, о книжках. Только, если заметишь, что тяжко ему с тобой, не навязывайся. Попрощайся и уходи. Понял?
Понял.
Алеша неопределенно кивнул всем на прощанье и вышел.
Уже в коридоре ему подумалось: странно, откуда неходячий Фома так много знает о парне, лежащем в другой палате? Кузякин понятное дело: он ходячий, шустрый, пронырливый. Но вот прикованный к постели старик?..
После всего услышанного несчастная любовь, сожженное горло Алеше уже не хотелось знакомиться и болтать с Павлом Фроловым. Было как-то боязно. Он бы с удовольствием вернулся в свою «уютную одноместненькую палаточку». Тем более что там его поджидал веселый дружок Сема, у которого, слава богу, ничего не болело и не случалось никаких трагедий. Но выходило нехорошо перед дедом Фомой: Алеша вроде как пообещал ему развлечь несчастного парня. Так что придется идти.
В соседнюю палату Алеша тоже вошел без стука. Не от невоспитанности, а от смущения. И от смущения же свое «Здравствуйте!» произнес чересчур громко. Здесь было тоже шесть кроватей, и на каждой лежал больной. Все повернулись к нему и вразнобой ответили на приветствие. Кроме одного.
Это и был, как видно, тот самый Павел Фролов молодой парень, недвижно лежавший с вытянутыми, как у солдата, руками и глядевший в потолок. Горло у него было перевязано бинтом.
Ты к кому, милок? спросил мальчика пожилой мужчина с совершенно лысой, словно отполированной головой и одутловатыми щеками.
Я к Павлу.
Павел даже не пошевелился, услышав свое имя. Алеша поднял глаза к потолку: что можно с таким исступлением там рассматривать? Трещины в старой побелке и грязноватые пятна, напоминающие материки на карте, и только. Ничего красивого или интересного.
Мальчику захотелось уйти и больше сюда не возвращаться, но он пересилил себя и подошел к кровати Павла.
Можно я присяду тут у тебя? Ненадолго.
Парень перевел взгляд с потолка на Алешу. Он был юным, темноволосым, с запавшими глазами, в которых застыла тоска, похожая на черный лед. Может, лучше сразу уйти? Вряд ли такую тоску прогонят разговоры о прочитанных книжках. Но сразу встать и распрощаться было неловко.
Повисла пауза.
Да ты не спрашивай, садись, милок, сказал отполированный. Ответить-то он все равно не сможет. Ты тот мажорик из одноместной палаты?
Ну вот, опять ему ставят в упрек его палату! И кто такой «мажорик»? Может быть, мазурик?
Я не мажорик, твердо ответил Алеша. И не мазурик. И даже не китайский мандарин! Хоть и один в палате.
Мужчина засмеялся, и остальные больные подхватили его смех.
Отбрил! одобрительно воскликнул кто-то.
Алеша вновь повернулся к Павлу.
Ты «Тома Сойера» читал? спросил он. Я знаю, что ты говорить не можешь. Ты мигни, если да. А если нет, мальчик секунду подумал, то дерни ртом, как будто усмехаешься. Хорошо?
Парень смотрел все так же безысходно-бесстрастно: ни моргания, ни усмешки. Но Алеша не собирался сдаваться так быстро.
Я два раза читал. И сейчас у меня в палате лежит: папа принес. Он не знает, что́ я уже прочел, а что нет. Хочешь, тебе дам? Там много веселого. Ты только моргни. И еще есть книжка про девчонку, которую звали Длинныйчулок. Смешное прозвище, скажи? Но мне она не слишком понравилась, эта книжка: потому что таких девчонок не бывает с сундуками золота и чтобы одной рукой могла повалить бандита.
Алеша болтал и болтал, а выражение на лице Павла не менялось. У мальчика остался один козырь, самый последний.
Знаешь, кто у меня здесь есть? Бурундук! Настоящий, из леса.
Ну, это ты заливаешь, друг, вмешался лысый дядька. Книжка про чулок это ладно. Но вот бурундук из леса? Во-первых, где ты его взял? Во-вторых, кто тебе позволил держать его в палате?
Алеша чуть было не выпалил, что зверька подарила Чукля, принеся из самого настоящего леса, а живет он в палате тайком. Но вовремя прикусил язык: чуть не выболтал сглупу важную тайну, чуть не подвел друзей!
Пошутил я про бурундука, пробормотал он, опустив глаза. Отец обещал купить, если отметки в школе хорошие будут. А в больницу его нельзя: здесь дератизацию проводят.
Ух ты! восхитился словоохотливый дядька. Какие слова знаешь! Я таких не знаю, а малек знает. Так ты точно отличником станешь, и папка пять бурундуков тебе купит.
Пять мне не надо, откликнулся Алеша. Пять я не смогу одинаково сильно любить.
Нагнувшись к Павлу, он прошептал ему очень тихо:
У меня есть бурундук, честно-честно. В палате. Тебе можно вставать? Когда будет можно, заходи, и я тебе его покажу. Это в конце коридора.
Показалось Алеше, что парень кивнул, или это случилось на самом деле? Во всяком случае, покидал он палату, будучи немного бодрее, чем когда в нее заходил.
Глава 7
По запаху
Вечером Алеша взахлеб рассказывал Чукле о своих новых знакомых.
Дед Фома такой грозный! Брови косматые, как рявкнет Кузякин аж присел от страха. Я думал, он его сейчас палкой стукнет палка огромная, в сучьях, но нет, не стукнул, пожалел, наверное А Кузякин противный кривляется, дразнит меня, что в отдельной палате лежу. Я разве виноват, что папа попросил меня положить в отдельную? Он в две смены из-за этого пашет А Павел Фролов молчит. Молчит и лежит, в потолок смотрит. Я ему про Сему рассказал, он даже не улыбнулся Дед Фома сказал, что он из-за какой-то девчонки кислоты ядовитой наглотался и говорить теперь не может А тот, с полированной лысиной, сказал, что я буду отличником и папа купит мне много-много бурундуков!