Тебя как звать-то? спросила женщина.
Жевала она, почти не прикрывая рта, и шумно сглатывала. Это было неприятно, и я старался не глядеть в ее сторону.
Федор.
А я Тамара Юрьевна. Но лучше без «Юрьевны». Мы люди простые, она хохотнула, и изо рта вылетел кусочек огурца. Я выдавил улыбку и сделал вид, что не заметил.
Катя, сказала девушка.
За своими переживаниями я как-то не успел к ней приглядеться. Ну, девушка и девушка, сидит и сидит. Участливая, вежливая. Теперь же, посмотрев на нее внимательнее, счел, что она мне, пожалуй, нравится. В смысле, чисто внешне. Я даже удивился, что прежде не разглядел, какая она хорошенькая.
У Кати были большие серо-голубые глаза и длиннющие ресницы кажется, не накрашенные. Лицо сердечком, с маленьким ртом и подбородком, а волосы просто чудесные: густые, каштановые, с рыжинкой. Кажется, что в них запутался солнечный зайчик.
«Господи, что еще за метафоры?»
Сообразив, что уже давно пялюсь на нее, я поспешно отвел глаза.
Откуда сам-то? спросила Тамара.
Из Казани, ответил я и, чтобы отмести дальнейшие расспросы, добавил: к отцу еду, в Улемово.
Не слышала про такое, покачала головой Катя.
Развелись? бесцеремонно поинтересовалась Тамара. С матерью-то?
Мама! вновь укоризненно проговорила Катя и бросила на меня испуганный взгляд.
Дело житейское, отмахнулась та и вытерла губы салфеткой. Мы с Катюшиным отцом тоже разбежались. Года не прошло. Она и не помнит, какой он есть, папаша-то.
Да, родители развелись, коротко ответил я.
Тамара пустилась в рассуждения о бывшем муже и нелегкой доле матери-одиночки. Я кивал из вежливости, а сам смотрел в окно.
Мы проехали по мосту, перекинутому через небольшую речушку. Серая вода была покрытая рябью моросил дождь. Дальше тянулись луга и перелески, никакого следа человеческого жилья. Интересно, когда ближайшая станция? Выйти бы на перрон, размяться, проветриться.
Вроде давно уже едем без остановок. Поезд-то не скорый, а пассажирский, поэтому должен, как сказал вчера Костя, останавливаться у каждого столба.
Говорят, есть люди с обостренным чувством времени: они точно знают, который час, сколько минут прошло от такого-то события. Я к ним не отношусь, но точно могу сказать, что с момента моего пробуждения минуло не меньше полутора часов.
С другой стороны, может, поезд останавливался, пока я спал, а теперь движется к ближайшему населенному пункту. Не в чистом же поле останавливаться.
Спасибо, проговорил я.
На здоровье. Катя забрала тарелку из моих рук.
Да, теперь вот к ней и едем, сказала Тамара, и мне пришлось изобразить понимающую улыбку, хотя я прослушал, о чем она говорила, и понятия не имел, к кому это «к ней». Да и какая разница?
Катя начала прибираться на столе, и я вышел, чтобы не мешать. В дальнем конце коридора возле окна стоял мужчина лет сорока или старше. Он повернул голову в мою сторону, поглядел пару секунд, мотнул головой видимо, в знак приветствия, и снова уставился в окно. Я кивнул в ответ, хотя он этого увидеть уже не мог, и тоже стал смотреть на проносящийся мимо окон поезда пейзаж.
Любоваться было особо нечем, и я почти не видел, куда смотрю, занятый своими мыслями. Собственно, это были даже не мысли, а их обрывки, которые беспокойно вертелись в голове.
Стоя здесь, на вытертой тысячами подошв ковровой дорожке, возле грязного окна, я чувствовал себя покинутым и одиноким. Еще и погода нагоняла тоску: деревья печально клонились под дождем и ветром непогода разыгралась не на шутку. Листва на некоторых деревьях уже пожелтела, еще немного и листья облетят с веток.
Краем сознания я сознавал какое-то несоответствие. Что-то не то было во всей этой картине, но я не мог понять что, и от этого ощущение тревоги усиливалось.
Не помешаю?
Я и не слышал, как подошла Катя. Подошла и встала рядом.
Она слегка касалась меня плечом, и ощущение определенно не было неприятным. На душе стало светлее пусть бы она подольше не уходила. Вот только я не знал, о чем с ней говорить. Банальные вопросы задавать не хотелось, а умные в голову не приходили.
Тебе грустно, проницательно заметила она. Мне тоже.
Почему?
Потому что у меня никого нет. И это никогда не изменится.
В ее голосе прозвучала такая жгучая, бесконечная тоска, что я сразу понял: она не кокетничает, как это часто делают девчонки. Эти слова Катя произнесла не для того, чтобы я принялся ее разубеждать. Она просто констатировала факт, и от безнадеги в ее голосе у меня по коже побежали мурашки.
Я повернулся к ней и неловко хмыкнул, окончательно смешавшись, не представляя, что на это ответить. Катя не смотрела в мою сторону.
Тебя что, парень бросил?
«Вот дурак! Нашел что сказать! Сейчас она пошлет меня к черту, чтоб не лез не в свое дело, и будет права».
Но Катя не стала меня посылать.
Вместо этого поглядела мне в глаза, улыбнулась и спросила:
Хочешь меня поцеловать?
Что?
Ты симпатичный, сказала она. И вроде не глупый. Слышал же, что я сказала. Или повторить?
Вот так поворот, мелькнуло в голове. Но рассуждать и тянуть время в такой ситуации означает выглядеть полным шизиком.
Я склонился к ней и прикоснулся к ее губам. Они оказались мягкими и податливыми. Обняв Катю, я прижал ее к себе, и она не отстранилась, наоборот прильнула жадно, обвила мою шею руками, как будто боялась, что я могу убежать.