И дальше перечислялось: валидол, нитроглицерин, шприц, телефон, жена – словом все, чего в этот момент под руками не было.
У Виталия Петровича же сердце болит так часто, что он даже малость привык к этому состоянию и приучил себя к мысли, что если что-нибудь с ним случится, то он не успеет этого понять. Не успеет испугаться. В конце концов, не боится же Виталий Петрович ежевечернего погружения в сон. А этот процесс, по его представлениям, очень похож на процесс умирания. Ну а засыпал Виталий Петрович всегда с удовольствием. Лишь бы это был именно такой процесс...
Он-то в своей жизни видел процессы и похуже. Там никаким сном и не пахло. И если когда-нибудь он освободит себя от пояснений к киножурналам и сочинениям дикторских текстов для коротких документальных фильмов и снова сможет писать, он напишет о том, что видел на войне, да и после, уже в мирное время... О том, что чувствовал в те мгновения и как открывал в себе и других остающихся в живых не подозреваемые доселе голубые высоты и черно-коричневые глубины!..
Это будут страшные, беспощадные описания. Они потребуют всего напряжения сил, мобилизации всей честности, полного пренебрежения условностями...
Пока он к этому не готов.
Пока он пишет тексты к киножурналам и сценарии к документальным фильмам. Так как он постоянно нуждается в деньгах, он берется за все, что ему предлагают. Обычно это – «нужная тема». Предлагают ее Виталию Петровичу как «единственному» автору, который сможет это сделать без осточертевшего всем барабанного треска, без чего-то там еще, и с целым рядом достоинств, присущих только Виталию Петровичу.
Это льстит. Он подписывает очередной договор, стараясь не думать, что эту тему предлагали уже многим сценаристам. И те от нее просто отказались...
А может быть, и не так... Может быть, ее предложили только одному Виталию Петровичу, заранее зная, что другие от нее откажутся.
Так Виталий Петрович становился правофланговым в четвертой шеренге... Какое-то время он мучился от зависти к первым трем шеренгам, капризничал и пытался доказать, что даже из такого, заранее предложенного материала можно сделать штуку интересную и толковую. Дескать, все зависит от того, КТО это будет делать!
Ну а потом, когда эта работенка заканчивалась, Виталий Петрович направо и налево выдавал давно придуманную остроту, что «из соснового полена невозможно высечь микеланджеловского Давида. Максимум – Буратино». В таких случаях коллеги вежливо поддакивали и ругали программы, установки, спецзаказы... Так сказать, бряцали кандалами на своих ловких ручках и быстрых ножках.
– Сбросить бы эти оковы современности, – восклицали они. – Вот тогда бы!..
«А что – тогда бы?.. – думал о коллегах Виталий Петрович. – Ни к чему они были б тогда. Им эти кандалы не мешают. Им с этими кандалами просто очень хорошо и удобно. Они их греют, питают и на плаву держат...»
И от мысли, что только он сам знает о своей непричастности к «этим», Виталию Петровичу становилось страшновато...
Вот недавно на него накричал один областной начальник. Не начальник Виталия Петровича (какой у писателя может быть начальник?), а просто – Начальник, которому показалось, что он может прикрикнуть на Виталия Петровича.
После того как в очередной раз вскрыли, обворовали «Запорожец» Виталия Петровича, он пошел в исполком узнать – когда же подойдет его очередь на гараж. Он уже несколько лет стоял в этой исполкомовской очереди.
– Чего вы шляетесь сюда по пустякам?! Вы что думаете, мы только вашими гаражами занимаемся?! Нечего сюда ходить! Подойдет очередь – вызовем!.. – громко прокричал начальник коммунального отдела.
– Почему вы позволяете себе разговаривать таким тоном? – задохнувшись, спросил его Виталий Петрович.